Вот никак не уймется-то. Мужчины иногда как дети, это я поняла и на примере отца, и теперь на примере Ладона.

— Может, и решила. Ты имеешь что-то против?

— Ну, лечи.

Он с весьма довольной физиономией улегся рядом, отдав свою многострадальную голову в мои руки.

— Тебе нравится все хватать ручками, — пробормотал он, когда я запустила пальцы в длинные жесткие волосы.

— Я всегда любила рисовать. И всегда придавала большое значение тактильным ощущениям. А ты весьма интересный экземпляр. Знаешь, я хотела нарисовать тебя. Но комната сгорела вместе с набросками.

— Нарисуешь еще раз. Я даже буду позировать.

— Как вы любезны. — Я улыбнулась и прикоснулась губами к виску Ладона. — Мне не нравится, что у тебя так часто болит голова. Ты был у лекаря?

— Был. Не волнуйся об этом, все хорошо.

— Почему-то я не могу не волноваться. Тебе будет лучше, если я уйду и оставлю тебя в покое?

Почему-то мне казалось, что ему стоит отдохнуть без разговоров. А у нас как-то само собой получалось разговаривать, несмотря на мои попытки просто посидеть рядом.

— Нет, мне будет лучше, если ты останешься, — пробормотал Ладон.

— Хорошо. — Я улеглась удобнее, обняв его одной рукой и положив ладонь на рельефный живот. — Спокойной ночи.

— Спокойной. Не убегай утром. Позавтракай со мной.

— У нас впереди столько завтраков…

Он открыл глаза, сонно на меня посмотрел и придвинулся, чтобы обогреть губы дыханием и поцеловать.

— Конечно, — тихо сказал он. — Много. Но я собираюсь запомнить каждый.

— Ты так говоришь, словно боишься, будто скоро все кончится.

— Элла, тебе всего семнадцать. Ну, почти восемнадцать. Ты всю жизнь жила под защитой родителей, ты и поцеловалась впервые со мной. Сейчас твой страх передо мной ушел, тебе кажется, что ты меня любишь, тебе хочется всего этого. Но знаешь, влюбленность проходит. Первая любовь редко бывает последней, и, возможно, настанет тот момент, когда лучше будет уйти. У меня же ситуация совершенно другая. Я точно знаю, чего хочу. И смотрю на вещи реально. Так что, Эльчонок, я буду запоминать каждый завтрак, каждую такую ночь, каждое совместное путешествие.

— Ты пессимист. — Я зевнула.

— Реалист.

— Не-а. Самый настоящий пессимист. И как только власти добился! Ты хочешь выбирать со мной подвенечное платье?

— Какое бы платье ты ни выбрала, я все равно его сниму.

— У тебя все мысли об одном! — Я закатила глаза, но улыбаться не перестала.

— Ты же лежишь тут в одной рубашке и прижимаешься.

— Ой, подумаешь! Могу и отодвинуться!

Я сделала попытку отползти на край кровати, благо места там было навалом, но меня сгребли в охапку и выпускать не собирались. Ладон сопел в ухо и, похоже, засыпал. В его объятиях было жарко, но спокойно и хорошо.

— Что это? — Ладон взъерошил мои волосы и принюхался.

— Сирень. Тебе не нравится?

— Не знаю, — чуть подумав, ответил он. — Приятно.

— Твоя дыня — полная ерунда. И ты это поймешь, я тебе докажу.

— Докажи, — он слегка улыбнулся, — я не возражаю. Ты вкусно пахнешь. Но много болтаешь.

— Прости.

Я снова запустила руки в его волосы, массируя голову, надеясь, что это хотя бы облегчит боль. Руки крепче сжались на моей талии, дыхание стало глубже. Уснул, похоже. Пожалуй, этим же стоило заняться и мне, ибо встать утром нужно рано, чтобы позавтракать и вернуться домой.

Неделя дома пролетела, словно дракон. Я не успела опомниться, как уже все мои вещи были перевезены на Плато, контракт подписан, окружение находилось в шоке, отец постоянно на всех кричал, мама не отходила ни на минуту, а Ладон был непривычно дружелюбным. Мы летали к Расщелине, хотя, пожалуй, для Ладона это было не очень приятно, учили Ларана там летать. Вечерами отец помогал мне с упражнениями для птенца. Близняшки не выходили из комнаты — клеили подарок мне на свадьбу. Они, пожалуй, были единственными, кто за меня искренне радовался. Дети, что с них взять.

Чем ближе был день переезда, тем больше я нервничала.

Лететь нам предстояло на Берр. Ладон должен был обеспечить беспрепятственное попадание в воздушное пространство Плато. Причем до границы он летел человеком, а дальше превращался и сопровождал нас к замку. По крайней мере, так объяснил отец. Он, к слову, похоже, смирился с моей свадьбой. И даже дал совет по выбору платья, звучавший как «ужасно».

Потом мне было предложено нечто, напоминавшее скорее чехол от платья, и мама выгнала его искать таверну, чтобы пообедать. Ладон платья не видел.