— П-примерно.

— Сойдет! — кричу. — Цепляй на себя мешок, а сама за шею хватайся. За мою. И говори, куда прокапываться. А ты, тварь зеленая, за лямку цепляйся.

Черт. Ну вот что стоило шинель в скатку взять? Сейчас бы накрылись вдвоем. И полушубки в машине были. Эх-х, знал бы где упасть — чего бы только не подстелил.

А у рыжей-то между сапогами и кожанкой ноги голые.

— Руки под гимнастерку засунь! — кричу. — Спрячь руки, а то отморозишь к чертовой бабушке!

Если уже не отморозила. Не ладошки, а ледышки.

Черт, куда бы мне руки спрятать? А то правая еще болит, а левая, покусанная, уже и не чувствуется.

И ветер, зараза, словно со всех сторон сразу дует. Куда голову ни повернешь — все в лицо.

А под ногами — лед. Может, на полюс закинуло? Мечтал ты, Малахов, в шестом классе полярником стать, вот и получай исполнение всех и всяческих желаний. Надо было тебе, олуху, белым медведем мечтать заделаться. У него и шкура, и жир под шкурой. И в буран он в берлоге спит. Тьфу, в сугробе.

Нет, точно — лед. А это, справа, никакие не скалы, а торосы. Так они, по-моему, называются. Эх, фотокора бы сюда! Такой кадр пропадает. «Старший сержант Малахов среди айсбергов». Тройка отважных полярников героически преодолевает… тьфу.

Хорошо хоть, лед цельный. А не то крошево, что в прошлом году. Тоже — метель, и в эту метель, по пояс в воде, одной рукой ящик со снарядами на плече придерживаешь, а второй лед перед собой раздвигаешь. Ледокол «Сергей Малахов». Звучит.

— З-здесь.

У рыжей уже не лицо, а форменная голова снеговика.

— Заклинание свое п-п-п… тьфу, произнести сможешь? — молчит. Я горсть снега в-взял — черт, уже и мысли в голове замерзать начали — размазал ей по лицу — вроде ожила.

— С-сейчас.

Попробовал на левой пальцы согнуть — с трудом, еле-еле, но сгибаются. Значит, не все еще отмерзло, глядишь, еще и поживем.

— Готово.

В белом снегу — белый свет. Я одной рукой гоблина подхватил — живучий же гад, дополз-таки, второй — рыжую, а то она уже оседать намылилась, и упал в него.

И носом об скалу.

Приподнял голову, оглянулся — есть. Выпали мы в ту самую расщелину между скалами, откуда отправлялись. Вернулись.

— Ну, рыжая, — говорю, — ну… Yo te quiero.

А на ней снегу, больше, чем на елке. Еле-еле улыбнулась.

— Что?

— Как-нибудь в другой раз объясню. Это не по-немецки, а по-испански… интербригадовочка.

Кое-как поднялся, снег с себя стряхнул, смотрю — а рыжая, как упала, так и лежит чурбаном.

Черт, а до замка еще идти. Сколько? Не помню. Чуть меньше километра. Не дотащу.

— Эй.

Вырубилась.

Ладно. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Сорвал с нее кожанку, нагреб снега — он даже растаять еще не успел — и начал растирать.

Эх, думаю, еще б наркомовских сюда. Мигом бы ожила. Зеленого, что ли, за помощью послать? Так ведь пристрелят его с перепугу.

— А-апчхи.

Вроде очухалась.

— Идти сможешь?

— Попробую.

— Ясно. Закутайся поплотнее.

Подхватил ее на руки, шагнул — и чуть не выронил. Хорошо хоть, она опять за шею уцепиться успела.

Черт. Не донесу.

И какой же ты после этого разведчик, Малахов? Нашел от чего сдыхать.

Так ведь — сам перед собой оправдываюсь — пока тащу. Но вот когда доволоку — плюхнусь в кровать и никакой гаубицей меня оттуда не выковыряешь. Три дня отсыпаться буду.

Вышел из расщелины, смотрю — а на дороге костер. А возле костра Арчет сидит, носом клюет. Увидел нашу компанию промерзшую — чуть в этот костер не свалился.

— Кара! Сергей! Живы?

— Да нет, — шучу, — они геройски погибли. А мы — так, пара призраков.

Шагнул к нему и чуть не грохнулся оземь. Хорошо, успел он навстречу броситься и рыжую подхватить. Сбыл я ее наконец с рук.

— Что с Карой? Ранена?

— Заколдована.

— Как? Чем?

— Переохлаждением, — рычу. — Давай быстро тащи ее в замок.

— А это кто?

— «Язык». В смысле, пленный. Его к попу надо, пусть допросит. Только тоже сначала выпить дайте, а то он на все вопросы ваши только чихать будет.

— Сергей, что с Карой?

— Да замерзла она! — кричу. — За-мер-зла. Снег у вас тут бывает?

— Снег? Нет. Только на севере.

— Тогда быстрее…

— Мы уже идем.

Оглянулся — точно, уже полдороги до замка прошли.

— Значит, так, — говорю и чувствую, что вот-вот свалюсь прямо на дорогу и засну. — Горячий чай. Можно водки, ну, спиртного, грамм сто. И закутать в сухие теплые одеяла. Ясно?