Шрифт:
Я вошел в ворота и обомлел: вид за стенами разительно отличался от окружающего их леса. В городе магов царила вечная осень в самом хорошем смысле этого слова. Буйство ярких теплых красок радовало глаз, хотя в утренних сумерках и казалось немного мрачноватым, а приземистые каменные домики из серого и рыжего камня добавляли в царящую вокруг обстановку уюта.
Парнишка уверенно вел нас по расчищенной от опавших листьев каменной дорожке к одному из домиков, после чего куда-то ускакал, толи на свой пост, толи докладывать о гостях.
– Подозрительно, как легко нас впустили.
– Поразился Мэт.
– Ничего удивительного.
– Буркнул в Миньшек, и под подозрительным взглядом некроманта продолжил: - Тут вокруг только глухие и мелкие деревеньки, жители которых в большинстве своем вообще не подозревают о том, что до них тут жила еще какая-то цивилизация. А эти... они тоже хотят кушать, и снимают дань с окрестных деревень, якобы за защиту (которой на самом деле нет и в помине), и за отдельную плату впускают к себе на ночлег.
Дрика понимающе хмыкнула, а мне стоило увидеть грубо сколоченную жесткую кровать, показавшуюся мне в тот момент просто верхом уюта, как я рухнул в объятия колючих шерстяных одеял и тут же уснул.
***
Я снова был рядом с той, которую видел лишь в сне. Но ее внешность больше не была такой солнечной, как прежде: волосы поблекли, глаза запали, а сама она побледнела и осунулась.
Она брела по большому городу, мимо нее проходили люди, на большой скорости проезжали экипажи, но не было дела до бледного пятна в этом ярком обществе.
Она так и дальше бы шла, но вот что-то привлекло ее внимание. Женщина подняла свои одичавшие от горя и одиночества глаза на большой собор, стоявший перед ней, и уже уверенным, стремительным шагом отправилась к нему, словно это здание могло дать ей утешение.
На входе никого не было, и она быстро прошмыгнула внутрь, а я сквозняком помчался вслед за ней. Сразу за алтарем оказалась небольшая потайная дверь, а за ней - лестница ведущая вниз. Женщина, мчалась по лестнице нигде не останавливаясь, пока она не оказалась в комнате, выполненной из черного мрамора, что находилась прямо под алтарем.
Перед ней стоял пожилой мужчина благообразной и интеллигентной внешности, его ряса священнослужителя касалась пола, а на жертвеннике у его ног лежали девочки. Все трое.
Ее глаза застелила слепая ярость. Этот человек убил ее мужа, любовь всей ее жизни, но как он посмел поднять руку на ее малышек, которые так и не начали жить!!!
– Остановись!
– Властно сказал мужчина, поднимая руки. Я удивился, что теперь могу понимать их речь.
– Ты ослеплена своим горем, но ты должна понять и возгордится! Твои дочери понесли свое бремя во имя науки, а их жизни сослужили неоценимую услугу нашему обществу!...
– Чем тебе помешали мои девочки?
– Тихо прошептала, почти прошипела она, не слушая ни единого его слова.
– Ты должна смириться.
– С нажимом повторил он.
– И гордиться своими дочерями.
– Почему именно они?
– По искаженному гневом лицу катились слезы.
– Как ты посмел решать за них...
– Они были носителями сильнейшего источника! Только с их помощью мы смогли осуществить нашу задумку, каждая из них открыла чистый и надежный портал! Мы двести лет бились над этим!...
Но ей было это не интересно - она неслась к нему в смертельном прыжке, обнажив свое сверкающее оружие.
Мужчина хотел увернуться, но не успел - острый меч в недрогнувшей руге вонзился ему прямо в живот, вспоров его от паха до ребер - точно такая же рана, как он нанес ее мужу.
На крики примчались помощники священнослужителя, которые моментально связали руки безвольно осевшей и рыдающей женщине, а затем пытались спасти своего учителя. Но было слишком поздно - его безжалостная убийца, теперь бьющаяся в истерике над своими мертвыми детьми, нанесла умелый и смертельный удар, рассекший и искромсавший все внутренности.
***
Я проснулся в холодном поту. Приснится же такое! Наверное, это на нервной почве, последняя неделя выдалась для меня на редкость напряженной. Надо будет спросить у Дрики, не осталось ли успокоительной микстурки.
Я огляделся вокруг: все мирно спали, лишь камень на кольце фосфорицировал мягким желтоватым светом. Обреченно упав на подушки, я вновь попытался уснуть, но сон никак не шел. На душе был неприятный осадок - в моих ушах все еще раздавались рыдания бедной женщины, разом потерявшей всю свою семью. Я глубоко вздохнул, поднялся, и вышел на улицу.