Шрифт:
– Смотри ты: и с пустыми носилками бегом, и с полными бегом!
Воргунова эти детские темпы начали уже и тревожить. Он все чаще и чаще заходит в здание и смотрит. Мимо него пролетает пара за парой и хохочут:
– Здрасьте, Петр Петрович! Как мальчишки там, не гуляют?
Вместе с колонистами работают и учителя и инструкторы. Пожилая инструкторша швейного цеха тоже бегает за девочками и застенчиво и счастливо протестует [290] :
– Меня, старуху, загоняли, подлые девки. Им, понимаешь, это удобно: легкие они, а мне куда там за ними. Правда, они все-таки придерживают, когда со мной.
290
В оригинале «улыбается»
На готовой уже площадке, у почти сложенного фундамента, сидит на земле старик каменщик и смеется беззубым ртом.
– В жизни ничего такого не видел: это я тебе вот что скажу: до чего упорный народ! И все смеются… Смотришь, смотришь, аж зло берет; эх, коли мне помолодеть бы! Уж я пробежался бы, смотри какую и перегнал бы! Ох!
Он вдруг вскакивает и бросается вдогонку за Леной Ивановой и Любой Ротштейн.
Четвертой бригаде поручена работа специальная: они бьют щебень для бетона. Кирпичные остатки рассеяны по всей территории строительства, и они исчезают под молотками пацанов, как огонь под струей из брандспойта. Не успеешь оглянуться, а пацаны уже на новом месте сидят на корточках, постукивают молотками и, по обыкновению, спорят:
– Строгальный, если постель ходит, а если резец ходит, так это называется шепинг! Ох, там шепинг один стоит маленький, называется «Кейстон»!
– Шепинг – это тоже строгальный.
– Нет, строгальный – это если постель ходит.
– О! Постель! Какая постель!
– А так говорится!
– А потом ты еще скажешь: одеяло ходит! А потом скажешь: простыня ходит!
– Вечно спорите, – говорит Брацан, поглядывая на набитый щебень. – Давайте щебень на площадку.
– А чем будем давать? В руках, да?
– А носилки где?
– Девчата забрали, у них не хватает.
– Так беги, возьми у девчат.
– Ох, возьми, так они тебе и дадут! А с ними спорить, все равно в рапорт попадешь, а они, конечно, правы! И вчера набрехали, я даже ничего не говорил, а они сказали: грубиян!
Бригада Брацана на одном из самых почетных мест: асфальтовые тротуары! Раза три в день к колонии подъезжает автомобиль с котлом, в котором варится асфальт. По всей территории колонии протянулись сотни метров широкой дорожки. Сейчас она кое-где уже готова. В других местах только выкопаны земляные ящики, и бригада Брацана засыпает их щебнем и бетонирует.
У главного заводского корпуса бригада Похожая убирает леса. Разборка лесов – такая приятная работа, что из-за нее чуть не поссорились в совете бригадиры, пришлось тянуть жребий. А когда счастливый удел разбивать леса выпал девятой бригаде, Похожай прямо с совета побежал к главному корпусу, и за ним побежала вся бригада. Воргунов больше всего беспокоится о девятой бригаде. Он стоит внизу и кряхтит от беспокойства. Сегодня разбирают леса в том месте, где здание делает поворот и где примостки и переходы чрезвычайно перепутаны. Двадцатиметровое бревно застряло и торчит в паутине лесов почти вертикально. Колонисты облепили его своими телами, веревками, смехом и дискантом и стараются вытащить. Жан Гриф стоит на самой верхней доске и размахивает кузнечным молотом. На этот молот и поглядывает Воргунов, он еще не слышал никогда, чтобы леса разбирали при помощи кузнечного молота. Жан Гриф с оглушительным звоном пускает молот на соседний участок примостков, оттуда срывается несколько досок, и сам Жан пошатывается на своем узком основании. Сидящие пониже прячут головы, чтобы пролетающие вниз предметы их не зацепили. Воргунов переходит на «ты».
– Что ты делаешь? Что ты делаешь, безобразник?
– А что? – удивленно спрашивает Жан Гриф и заглядывает вниз.
И вся девятая бригада смотрит сверху вниз на Воргунова и старается понять, чего ему нужно.
Но Воргунов уже забыл о сокрушительном молоте Жана Грифа. Его внимание привлек маленький Синицын: по вертикально торчащему бревну он ползет вверх и держит в зубах веревку. Воргунов поднял обе руки и закричал, насколько позволял ему кричать низкий, хрипящий голос:
– Куда ты полез? Куда тебя черт несет?
Синицын тоже смотрит сверху на Воргунова и тоже спрашивает:
– А что?
– Слезай сейчас же! Слезай, такой сякой, тебе говорю!
Бригадир девятой – Похожай – тоже сидит на верхних примостках и улыбается воргуновскому беспокойству [291] :
– Пускай лезет! А то мы здесь до вечера провозимся. Он веревку привяжет и больше ничего.
– Да ведь бревно не укреплено! Бревно не укреплено!
– А куда ему падать? – спрашивает Похожай. – Мы, двенадцать человек, дергали, и то не падает.
291
Далее редакторская правка «бузит».
Но спор не имеет значения. Синицын уже на верхушке бревна и привязывает веревку. Воргунов следит за ним немигающими глазами. Когда Синицын спустится вниз, Воргунов поймает его и будет… будет бить или тормозить, во всяком случае. Но откуда-то летит техник Дем и кричит:
– Идемте, идемте, скажите что-нибудь. У меня волосы дыбом! Что они делают! Что они делают!
Губы у Дема дрожат, и смешно шевелятся пушисты усы. Воргунов посмотрел по направлению его руки и увидел картину, действительно волнующую: на деревянной крыше сарая стоят человек пятнадцать и поют: