Шрифт:
– И туда! И сюда! И туда! И сюда!
Они ритмически раскачиваются, и вместе с ними раскачивается на слабых ногах вся конструкция сарая. Раскачивается все больше и больше, трещат ее кости, начинают выпирать сквозь деревянные бока какие-то колья и концы досок. Воргунов побежал и что-то закричал колонистам. Но поздно: здание сарая рухнуло [292] , тучи пыли и древесного пороха взлетели вверх, раздался страшный сложный треск, и в этом порохе и в этом треске провалились, кажется провалились сквозь землю, все пятнадцать колонистов.
292
В оригинале «рушилось».
На секунда затихли их голоса, потом раздается смех, визг, обыкновенная возня мальчиков. Сарая нет, а на земле лежит плоская груда всякого деревянного хлама, и из-под нее один за другим вылезают колонисты. Дем схватился за голову, убежал. Воргунов остановился, достал носовой платок, вытер лысину. Мальчики все вылезли из-под обломков, и все начали смотреть на следующий сарай. Маленький ушастый Коротак закричал что-то, задрал руки и выбежал вперед. Вот он ужен на крыше сарая и торжествует. Воргунов теперь уже не кричит. У него спокойные басовые нотки приказа:
– Эй, на сараях! Какая бригада?
– Десятая, – отвечает несколько голосов.
– Где бригадир?
– Есть бригадир, товарищ Воргунов!
Перед Воргуновым стоит хорошенький, румяный Илья Руднев, невинными глазами смотрит на главного инженера и ожидает распоряжений. Тем же спокойным басом Воргунов говорит:
– Черт бы вас побрал, что это такое в самом деле!
– А что?
– Вы бригадир десятой? Ваша фамилия?
– Руднев.
– В качестве заместителя заведующего я, кажется, имею право вас арестовать.
Глаза Руднева удивленно настораживаются:
– За что?
– Кто это вам показал такой способ разборки?
– А чем плохой способ? Уже третий сарай повалили. Еще два осталось.
– Я решительно запрещаю, понимаете, запрещаю!
Руднев умильно смотрит в глаза Воргунова:
– Товарищ Воргунов! Давайте уже и эти два повалим. Все равно.
– Я не разрешаю.
– Что там… два сарая!
– Вы еще возражаете? Отправляйтесь на один час под арест. Немедленно!
– Есть, один час под арест, – салютует Руднев и, обернувшись к бригаде, кричит:
– Перлов, прими бригаду, я выбыл из строя!
Коренастый, широкоплечий Перлов тоже салютует:
– Есть, принять бригаду!
Он немедленно отдает распоряжение по десятой бригаде:
– Некогда ворон ловить. Бери его штурмом!
Десятая бригада полезла на крышу. И Воргунов сдался: он положил руку на плечо Руднева и произнес жалобно:
– Руднев, голубчик, прекратите! Нельзя такой способ!
– А как?
– Руднев, прекратите немедленно, они же шатаются, уже шатаются!
– Да вы не обращайте внимания!
Но Воргунов наконец взбеленился. Он кричал, ругался, приказывал и добился-таки своего: десятая бригада слезла с сарая. Потом в совете бригадиров Руднев в порядке самокритики говорил:
– Конечно, у нас наблюдалась непроизводительная трата энергии: два сарая разбирали два дня, когда можно было повалить их за пятнадцать минут, если применить рационализацию.
В конце площадки восьмая бригада валит лишние деревья, чтобы расширить цветники перед новыми зданиями. Здесь тоже рационализация: Игорь и Санчо распиливают толстый ствол поваленного дуба, а Данило Горовой сидит на стволе и благодушествует. К работающим подошел Захаров, и Данило покраснел и обратился к нему с жалобой.
– Вот новый бригадир, Алексей Степанович! Работать не дает.
Игорь оставляет пилу и дает объяснение заведующему:
– Абсолютно необходимая мера, Алексей Степанович! В данной обстановке Данилу нельзя рассматривать как двигатель! Ни в коем случае. Данилу нужно рассматривать как пресс, принимая во внимание его вес и спокойный характер. Другой колонист не мог бы усидеть на месте, пока мы пилим, а Данило усидит.
– Угу, – Захаров кивает головой. – Правильно. А как вы используете другие качества Данилы?
– Следущее качество: вес. Видите, Данило сидит на этом конце. Данило, улыбнись! Нам легче пилить, потому что этот дуб такой проклятый, как схватит пилу, ничего иначе не выходит.
– А может, выгоднее было бы товарища Грохового использовать как дополнительную силу, тогда двое бы из вас пилили, а третий отдыхал.
– Абсолютно невыгодно. Пробовали: коэффициент полезного действия катастрофически падает.
Игорь блестит глазами, его большой рот прекрасно передает нечто среднее между ученой технической речью и мальчишеским зубоскальством.