Рыльский Максим Фаддеевич
Шрифт:
180–193. ТРИЛОГИЯ ДОЖДЯ
ГОЛОС СИНИЦЫ
I. ЛЮБОВЬ
1
О детстве по-разному можно… К примеру, мы так повернем: Дождь по полю бьет осторожно, Водой напоен чернозем. Зеленый простор серебрится, А всходы у почвы красны, Свистит где-то в роще синица, Картофеля кучки видны, За полем, спокойно и гордо, Раскинулись в бронзе дубы, В росинках собачья морда, Последние пахнут грибы, И сочно дроздов клокотанье, И вальдшнеп упружит крыло, И радости, и желанья, И сердце, что расцвело. 2
Сквозь дождь прорвется луч упруго, И в сердце он ударит вдруг. Любовь — ведь это встреча друга, Любовь — улыбка в час разлук, Любовь — касания услада, Неистовых объятий жар… Любовь — ведь это чаша яда, Где солнечный кипит пожар. Взлетели к облаку качели, Доску нажала ты ногой, Две искры весело блестели, И пел нам ветер голубой… Лишь грач, лишь небо надо мною, И всё дома, дома кругом, И мы над пестрою толпою Одни — вдвоем — одни — вдвоем. 3
Дождь, по пруду заплясав, Бьет за ворот, за рукав, Свищет серый, свищет сивый. Прячься, прячься, несчастливый! Несчастливый? Это — я? Дождь, шипящий как змея, Плещется, шуршит, шипит, На пруду волна бурлит. Живо, лодочка моя! Цель простую вижу я: Берег, клуня у дороги… Юные спешите, ноги! Дождь быстрее заплясал… Несчастливый? Кто сказал? В темной клуне тень примечу. Руки юные — навстречу! 4
То встречались мы, то разлучались. Мы блуждали в разных сторонах. И различно судьбы развивались — Как листки на разных деревах. Тот листок трепещет, еле дышит, Этот — тает, словно звук струны… Только ветер, что листки колышет, Из одной несется стороны. 5
Мы встретились в трамвае на площадке. В твоих глазах таился темный сон… Кричал советчик, радуясь догадке: «Вперед пройдите! Ведь пустой вагон!» Над мостовой дождя летели сети, Катились капли быстро по стеклу. Подняв глаза внимательные, дети Смотрели ввысь, в растрепанную мглу. Раскланялись мы — ты ль была мне близкой? — Так просто, что мне сердце сжал мороз… Твоей усталости поклон мой низкий И белой пряди в сумраке волос! 6
Скользкий тротуар не просыхает, Фонари в туман глядят, качаясь. Огонек какой-то всё мигает, В лужицах вечерних отражаясь. Под осенней влажной этой сенью, Меж огней, дрожащих на асфальте, Юному шепчу я поколенью: К берегу сияющему чальте! Осень — грусть?.. Но с грустью сходство где тут? Нет! Напор — она, она — отвага! В красном Октябре ведь в пору эту Сломлена годов ненастных шпага! Осенью — сквозь ливень, сквозь туманы — Помню грозы, плывшие над нами, Воздух юный, майский воздух пьяный, Сад вишневый, полный соловьями. Было так: дождя забили зёрна, Забурлило тотчас же по стокам, Озарилось небо синим клоком, Гром ударил взрывом животворным. По плечам твоим огнем плеснуло, И покрыло сумраком их снова, И ко мне ты горячо прильнула, И умолкло в поцелуе слово. Осень и весна! Зима и лето! Мир! Земля! Ненастье! Грохот грома! Воедино слить бы мне всё это — И тебя, любовная истома! 7
Сын, скажу тебе я, что сказала Мне жена во мраке давней ночи, В дни, когда она еще не знала — Сына мне она подарит, дочь ли. Так она сказала той порою: «Слышишь? Бьется! Тут, под сердцем самым!» Я коснулся тихою рукою — И любовь повеяла меж нами. Да! Любовь недаром прозвенела В мгле ночей пылающей стрелою, В глубине возлюбленного тела Прорастая жизнию иною… И когда иду домой с работы В изморось, в осенний день унылый, — Я теперь еще не знаю, кто ты, Человечек маленький мой, милый. Всё же эти ручки — для работы. Эти ножки — им идти лишь прямо. Голове — гореть в пылу заботы: За народ борьбу вести упрямо. II. БОРЬБА
1
Четырнадцатый черный год был зол. Угрюмый дождь над хмурой нивой шел. Жилища вкруг нерадостно чернели, Средь них, в грязи, — солдатские шинели, И вязли ноги, и была тяжка Людей и землю гнущая рука. Глаза мрачнели. Черными крылами Кружился ворон черный над штыками. Но шли. Болото. Падали. Окоп. Стреляли. Кровь. Туманы. Черный поп. И смертный хрип. Помещик. Царь. Болото. И мерзко квакал голос «патриота».