— Нет, нет, — всхлипнула она.

Он слегка похлопал ее по плечу.

— Я провожу вас домой, мисс Ги.

— Не надо.

— Нет, надо. А что, если эти двое опять станут вас преследовать?

Они немного постояли, пока она не начала успокаиваться.

— Только не полиция, — сказала она. — Только не полиция, тогда это появится во всех завтрашних газетах. Во всех газетах. Во всем мире…

Она еще немного поплакала, а потом подала знак рукой.

Они пошли прямо по огороженной лужайке и через какое-то время вернулись на Пятую авеню.

— Нам было так хорошо, — сказала она, и он быстро пробормотал что-то в ответ, оглядываясь через плечо.

— Ваши старые приемы сработали, — добавила она, когда они прошли еще несколько кварталов в восточном направлении. Она понизила голос. — Боюсь представить, скольких вы убили в войну.

Он промолчал.

— Ничего страшного, что эта картина исчезла, — продолжала она. — Она бы только пристально смотрела на меня, как все другие лица. В самом деле, ничего страшного.

Они долго молча шли до гостиницы «Ломбарди».

— Боже мой, мы все идем и идем, — она старалась поддержать разговор. — Наверное, сегодня мы прошли более шестидесяти кварталов?

— Может быть, — отозвался он, еще раз оглядываясь.

Мужчин не было видно.

Когда они приблизились к Первой авеню, он почувствовал ее руку на своей ладони.

— А вы знаете, господин Стефенсон, — сказала она, — у вас течет кровь.

Он внимательно посмотрел на пальто. На верхней части рукава виднелось большое кровавое пятно.

— Вам надо обработать рану, — порекомендовала она. — Кровотечение вредит железам.

— Железам?

— Ну, вы знаете, внутренним железам. Надо находить равновесие между железами. Если одна идет вверх, другая должна идти вниз. Инь и ян, знаете?

Он решил не отвечать. Теперь он чувствовал, что из плеча сочится кровь, а рубашка прилипла до самого локтя.

Они дошли до 52-й Восточной улицы и вскоре стояли перед домом «Кампанила» под номером 450.

— Я должна обработать ваше плечо. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

— Теперь я говорю вам то же самое, что вы сказали мне раньше, — возразил он. — В самом деле, ничего страшного. Не надо.

— Рана может быть глубокой. Я никогда никого к себе не приглашаю, я это ненавижу. Я также ненавижу насилие; те двое, они могли нас убить.

Она опять немного поплакала, подошла к подъезду, и ей кивнул охранник.

Он увидел, что рядом с домофоном среди прочих табличек висит табличка с одной-единственной буквой: «Г».

В вестибюле перед дверями лифта стояло два железных стула и висело зеркало в черной раме, но он заметил, что она старательно избегает смотреть на себя в зеркало и молча ждет лифт.

Когда они поднялись на пятый этаж, она подошла к неприметной двери, которую тотчас же открыла.

Они вошли в тщательно убранный холл с двумя дверями.

— У меня где-то есть бинт, — сказала она. — Это точно как сцена в плохом фильме, в котором я когда-то снималась…

Она проводила его в совершенно пустую комнату, где не было ни мебели, ни картин, только одни холодные светло-розовые стены.

Они прошли в следующую комнату. Там был китайский императорский фарфор и позолоченные деревянные стулья, а на стенах висело несколько портретов маслом. Подойдя поближе, он увидел, что они были подписаны «Ренуар».

— Ничего не воображайте, — сказала она, наливая себе выпить. — Тут нет никакой романтики, я никогда не приглашаю сюда людей.

Она исчезла за одной из дверей и вернулась назад с несессером.

— Снимайте пальто и пиджак. Я могла бы сыграть эдакую нелепую сцену в фильме вроде… «Дикая орхидея». Я бы стояла здесь и гримасничала, а вы бы стояли там, а камера стояла бы вот там… о боже, как все это глупо.

Он увидел, что она отрезала от рулона большой кусок пластыря. Потом велела ему снять рубашку, подошла к телевизору и включила его на большую громкость. Шла какая-то викторина.

— Фу, — сказала она и открыла другую дверь, за которой виднелся встроенный шкаф во всю стену с несколькими дверцами.

— У меня где-то есть бинт, — повторила она, кашлянув.

Он посмотрел на свое плечо. Это была глубокая колотая рана, узкий ручеек с красными краями, из которого на предплечье продолжала стекать струйка крови.

Она все не возвращалась, и он в конце концов встал и заглянул в следующую комнату.

Она сидела на коленях перед открытым встроенным шкафом и рылась в большой картонной коробке. В шкафу висел целый ряд длинных платьев.