Пираты взглянули на нас разок и больше не обращали внимания, занимаясь каждый своим делом, вернее, каждый своим бездельем. Тот, который подсчитывал бутылки, сказал самому себе:

— Плот стоит триста двадцать тысяч, не считая самих ящиков. Да на западном побережье тысяч на двести набрали, а на северном — на пятьсот пятьдесят. Слышишь, Меланхолик! Если босс позволит взять посуду на борт, то в Бисквите мы все это сдадим на кругленькую сумму и купим мяса, табаку, пива, закажем музыку и положим ноги на стол. Ох и повеселимся в Бисквите!

А тот, что строил на песке замок, грустно ответил:

— Ничего у тебя не выйдет, Браток. Босс ни за что не разрешит загромождать барк всякой дрянью, так и знай. Я предлагаю навязать побольше плотов и ночью махнуть на них в райскую страну Лупулин. Там сдадим посуду, сдадимся властям и вскоре заживем на славу… Ох, мечты, мечты!.. Все равно ничего из этого не получится. Власти наверняка выдадут нас обратно, потому что у нас сильное пиратское прошлое, и босс нас очень и очень накажет… Ох, грустно мне от всего этого, грустно!..

— Не грусти, Меланхолик! — гаркнул Жуткий за нашей спиной.

Мы оглянулись. Драчуны шли в обнимку, мокрые с ног до головы и ужасно веселые. Один нес на плече обломки гитары, другой — то, что осталось от пищали или аркебузы. Шляпы они несли под мышками.

— Короче, артисты, одну руку можете опустить, а другую вверх! — издали крикнул Жуткий, и Меломан поддержал его:

— А когда верхняя устанет, можете руки поменять. Здорово мы с тобой придумали, Жуткий! Ну и умные же мы!

— Шашлыка! Хочу шашлыка, и точка! — вдруг взревел пират, загоравший шахматной спиной вверх. — Надоели рыбные консервы, надоела вермишель, надоело собирать ягоды!.. В общем надоел Рикошет! Ни зверья тут, ни птицы съедобной, а на кокосы эти я уже смотреть не могу, с души меня воротит от кокосов. Если почему-то нельзя ловить рыбу, играть в карты, пить ром, если нельзя вздернуть кока на рее за плохое питание, то хоть маленький-то кусочек шашлыка можно? А попугаев не едят, они горькие, — добавил он и закрыл глаза.

— Тебе сказано: копай, — показал Меломан на тропинку, начинавшуюся от шлюпки. — Копай траншею из конца в конец на пятнадцать штыков вниз — и однажды выкопаешь клад. И сразу поднимаем якоря и идем в Бисквит. А в Бисквите будут не только шашлыки — в Бисквите будет все. Копай, говорю, Шахматист, твоя же очередь копать.

— Не буду, и точка! — наотрез отказался пират, не открывая глаз. — Говорил я Черному Бандюгаю: «Босс, давай возьмем на абордаж одну из посудин, что поставляют на Карамельные плантации строительное оборудование. Завладеем экскаватором, я сяду за рычаги и за день все тут перекопаю сверху донизу». А он боится испортить отношения с Павианией, вот и заставляет нас работать вместо экскаватора. А я потомственный корсар, а не землекоп! У меня потомственная гордость! Пускай экскаватор достанет и накормит шашлыками, тогда, возможно, и посижу за рычагами экскаватора. А то сам тушенку трескает, а нас кормит макаронами. Это справедливо? В общем, не буду копать, лучше в шахматы поиграю с Меланхоликом. Эй, неси из шлюпки фигуры!

— Гляди, Шахматист! — зловеще сказал Жуткий, выжимая шляпу. — За такие разговоры босс тебя по головке не погладит. Спишет за борт, поминай, как звали.

— А мне очень и очень грустно… — разговаривал сам с собой Меланхолик, строя замок и едва не плача от грусти. — Я хочу уплыть в райскую страну Лупулин, но боюсь босса. Я хочу забрать с собой маму и жену, но они далеко-далеко. Я очень многого хочу, но знаю, что ничего из моих желаний не выйдет. Поэтому и сижу здесь, жду у моря погоды. И зачем я связался с Черным Бандюгаем? А в шахматы я больше не хочу играть, потому что все равно проиграю. Послушайте, артисты, хоть вы, что ли, внесите веселье!

— Верно! — согласился Жуткий. — А ну-ка живо внесите веселье! Шахматист, айда глядеть концерт.

Мало-помалу пираты собрались у шлюпки и сели полукругом, выжидающе глядя на нас. Публика была настроена доброжелательно, даже Жуткий выглядел не так жутко, как давеча.

Мы с Авантом и Робертом посмотрели друг на друга не очень весело, но Роберт нам подмигнул: мол, где наша не пропадала — спрыгнул на песок и раскинул крылышки в стороны со словами:

— Добрый день, друзья! От всей души приветствуем вас на этом замечательном острове, который по иронии судьбы стал нашей концертной площадкой и местом вашей работы. Мы надеемся, что наш импровизированный концерт под сенью этих кокосовых пальм поднимет ваше настроение и придаст столь нужный вам трудовой энтузиазм. Желаем успехов в вашем нелегком труде и счастья в личной жизни. Итак, друзья, первым номером нашей программы будет известная песня из репертуара Миши Тихого, которую для Меланхолика исполню лично я.

И Роберт запел:

Роберт пел, а мы с Авантом шептались насчет своего репертуара и внимательно следили за пиратами: как они принимают Роберта. Они, кстати, принимали его очень хорошо: когда он закончил песню, они захлопали во все ладоши и стали требовать еще песен из репертуара Миши Тихого. И Роберту ничего не оставалось, как пойти навстречу публике и петь еще и еще. Он спел и «Собаку с железными зубами», и «Пахнет морем», и несколько песен про Калькутту, которые понравились пиратам больше всего, а закончил свое выступление зажигательной песенкой, где были такие слова:

Пираты долго ему аплодировали, отбивая ладони. Мы с Авантом, стоя чуть позади раскланивавшегося попугая, тоже рукоплескали в его адрес. Потом мои друзья пошептались, и Роберт вышел на импровизированную авансцену.

— Гвоздь сезона, — замогильным голосом представил попугай следующий номер. — Дипломант многих конкурсов, фокусник, иллюзионист, трюкач, мастер сверхоригинального жанра — синьор Аваниди, человек без желудка! Прошу!