— Дела! — Роберт почесал в затылке и с опаской поглядел на меня. — Сэр Бормалин, вы не находите, что это математическая диверсия?

— Давайте искать ошибку, — предложил я, озадаченный не меньше Роберта, и мы четверть часа искали ее по всем правилам сыскного дела, но так и не нашли. Все было верно в наших расчетах, и четыре равнялось пяти. Как ни крути, а это значит… Нет-нет, боязно было дальше рассуждать на эту тему. И я не стал рассуждать.

— Ладно, давайте дальше ее отгадывать, эту загадку зеростра, — сказал я. — Итак, четыре равно пяти — это и есть зеростр, как пишется в тексте. То есть зеростр равен пяти. И что из этого следует?

— Сущие пустяки, — вмешался Роберт. — Зеро — это ноль. Поэтому «зеростр» можно записать как «нольстр», можно ведь? А «стр» — это наверняка сокращенное слово «страница». Нас отсылают на страницу 05.

Я хлопнул себя по лбу. Молодец Роберт! Действительно, еще при первом чтении я обратил внимание, что начальные страницы книги пронумерованы своеобразно — не 7, 8, 9, а 07, 08, 09, и уже потом нормально: 10, 11, 12… Мы лихорадочно углубились в самое начало книги, и на странице 05, в недрах раздела «Легенды», снова натолкнулись на головоломку.

И знаете, уже кое-какие догадки брезжили в моем сознании. Но не буду забегать вперед.

Это случилось в ту далекую пору, когда на земле было тепло, радостно и просторно. Круглый год светило солнце, а ночами была мирная тишина, и рождалось много здоровых детей.

Рикошет тогда был не островом, а частью земли Освоясь, и никто не называл его Рикошетом, потому что было еще рано.

Люди, которые здесь жили, были счастливы и добры, как это нередко бывает среди людей, живущих под одной общей крышей. А у них все было общим: и крыша, и солнце, и воздух, и огонь. И земли хватало на всех, и хватало моря.

Долго ли, коротко ли они жили в согласии и любви, но однажды ночью человек увидел свет, косо идущий с неба.

От его громкого голоса все проснулись и выбежали. Это были доверчивые люди, потому что их еще не обманывали словом. Ибо оно было вначале, и это знали все.

Они радостно кричали и протягивали к свету руки и брали на руки детей, чтобы дети видели этот свет и запомнили. И чтобы рассказали своим детям.

Свет достиг земли и очертил большой круг, где оказался человек, первым завидевший свет. И свет ослепил человека, потому что был ярок, и была ночь.

И человек пошел по земле, но, дошедши до границы света и тьмы, не смог переступить незримой черты, обозначенной небом.

Он остался в светлом кругу один. Потому, что люди никогда не могли переступить этой незримой черты. Первое время они толпились кругом и учили ослепшего человека. Но это были только слова. А делом помочь ему уже не мог никто.

До человека долетали голоса людей, но не долетал хлеб, брошенный ими.

И не долетало огниво. Все возвращалось обратно к людям. Слушайте!

Но когда человек понял, что обречен на вечное одиночество не по своей вине, он перестал молчать.

— Освоясь! — позвал он, подняв незрячие глаза к небу.

— Что случилось с тобой, Освоясь? — спросил он и заплакал.

Ему было плохо, потому что человек не может один. Он плакал от тоски и горя и обвинял ни в чем не повинных людей, все еще стоявших у границы света и тьмы.

Слушайте, говорю!

— Так будет и с вами, — наконец сказал он им. И люди услышали его, и наступило утро.

Всем надо было жить дальше. Им было жалко человека, но ничего сделать они не могли. Только он сам мог помочь себе и спастись. Незримая черта останавливала каждого, и каждый возвращался назад.

Освоясь осталась во тьме, потому что даже утро не смогло победить эту тьму. Так было.

Закончив читать, я перевел взгляд на Роберта. Он полулежал среди камней, подперев клюв левым крылом, и с неизбывной печалью глядел на восток.