Ксении, чтобы «возместить убытки», пришлось пойти за собственной порцией хлеба. Сев возле сына, пытаясь казаться хладнокровной, Татьяна Филипповна молча распекала себя:

«Тоже… Вспомнила детство. А «с бухты-барахты» забыла!»

Этими словами Татьяну когда-то корил отец — учитель начальной школы. И наставлял: «Не действуй с бухты-барахты. Не спросясь броду, не суйся в воду».

Татьяна встала, подошла к седовласой воспитательнице:

— Будем знакомы, — и назвала себя.

— Аделаида Антоновна, — сухо представилась старая дама и поспешила отойти.

«Аделаида Антоновна», — повторила про себя Татьяна Филипповна, решив сегодня же узнать имя-отчество латиниста и вообще вытянуть из Ксении побольше подробностей о тех, кого Надежда Константиновна просила не отталкивать, а привлекать.

Тем временем оба новых воспитанника, пережившие недавний конфуз не менее чувствительно, чем новая воспитательница, успели утешиться. Ксения поставила перед ними тарелки с пюре — теплым, жидковатым, восхитительным! Втягивай в себя, как гречневую размазню из любимой Асиной сказки.

Ксения принесла завтрак себе и Татьяне Филипповне. Столовая по-прежнему гудела, как улей. Юная воспитательница вздохнула:

— Сплошь анархисты, хотя и представители различных классов.

И давай поругивать каких-то райкомовских ребят, которые воображают, что можно в два счета превратить собственнические инстинкты в общественные.

Ася, не уверенная в том, что и у нее все в порядке с собственническими инстинктами, смущенно поймала ртом последнюю каплю кофе, стекавшую с краев кружки, и задумалась. Если райкомовские ребята (какие они? Вроде торфостроевцев?) потребуют, чтобы Ксения занялась Асиными инстинктами, если Асе будет очень, очень невмоготу, она напомнит Варе о ее обещании.

Из кухни вышла деревенская с виду старуха в темном фартуке и встала в раскрытых дверях. В столовой повеяло теплым воздухом, пахнущим щами, обедом, сытостью… Шурка подмигнул Асе, словно предлагая расстаться с невеселыми мыслями. Ася потянула носом и рассталась…

— Сейчас, товарищ Дедусенко, ознакомитесь с нашим учреждением, — произнесла Ксения, вставая и складывая стопкой тарелки. — Ребят я мигом пристрою.

Татьяна Филипповна решила по-своему:

— Давайте ребят возьмем с собой, покажем им дом, Ксения… Ксения Петровна.

Дедусенко-младший внес поправку:

— Вовсе и не дом и не учреждение. Неведомую страну!

Пошли по «неведомой стране». Вначале это был длинный коридор с высоким потрескавшимся потолком, потом унылая канцелярия, где Ксения попросила вписать в какую-то толстую книгу фамилии Дедусенко и Овчинниковой. Затем опять коридор.

— В этом крыле, между прочим, домовая церковь, — сказала Ксения.

Ася поспешила к массивным, украшенным резьбой дверям, прильнула к замочной скважине. Потянуло ладаном, сладковатым запахом прошлого. Раз уж Ася занялась изучением новой земли, она будет делать раскопки. Так же как, например, на Черных Болотах. Там, прорубая просеки, роя в торфяной толще канавы, рабочие находили всякие черепки, кости давно вымерших животных, даже мамонта. И краеведческая комиссия установила, что на том бугре, где начали строить временную электростанцию, давным-давно было стойбище предков.

«По обломкам установили, — так объяснил Андрей, — и по частям скелета». Вот и Ася… Она по запаху может представить себе церквушку, где трепещет пламя свечей и девицы во всем празднично-белом чинно простаивают долгую службу, замаливают свои прегрешения за неделю.

Ася взялась за дверную ручку:

— Открыть нельзя?

Холодные пальцы Ксении приподняли Асин подбородок. Приподняли, чтобы продемонстрировать большую сургучную печать, молчаливо охраняющую вход. Басом, по-дьяконски, Ксения объявила:

— Волею революции во всех учебных заведениях ликвидированы как домовые церкви, так и часовни любых вероисповеданий. Церковь Святой Анны закрыта на веки веков. Аминь.

— И верить не позволяют? — с вызовом спросила Ася.

— Верь, пока не поумнеешь, — нахмурилась Ксения и стала вполголоса что-то рассказывать Татьяне Филипповне.

— Самый сложный участок, — услышала Ася. — Еще повезло, что заведующий нашим домом подкованный атеист, естественник… Представьте, его охотно слушают.

«Анархисты… Атеисты, — недоумевала Ася. — Называется детский дом».

Тем временем Ксения разыскала глазами висящий невдалеке от церковных дверей, выпрошенный ею вчера в райкоме плакат: «Царь, поп и богач на плечах у трудового народа», — и тут же поспешила его содрать. Кто-то, видно обидевшись за попа, густо зачернил углем его пузатую фигуру и написал наискосок: «Не трожь!» Кто-то из тех, что вчера начали свистеть, когда она вздумала поговорить о вреде религии. Ведь Нистратов-то давно не беседовал, лежит себе с воспалением легких. Непонятно, отчего у нее получается не так убедительно, как у него. Действовала вроде правильно…