Шрифт:
– Я представляю, где она находится, – сказала Калерия. – За сценой, среди декораций.
– Разумеется, – сдержанно согласился полковник.
– Но с ней что-то могло случиться.
– Могло, – сказал полковник и потом, чтобы поддержать беседу, спросил: – И давно она в театре?
– Днем поехала.
– И что же она там искала?
– Мы точно не знаем.
– А она знала?
– И она не знала! – сказала Калерия.
Она не издевалась над полковником, и тот, видно, понимал это, но не удержался и фыркнул – отчего я понял, что все-таки у Миши есть чувство юмора.
Конечно, в театре был ночной сторож. Конечно, этот сторож крепко спал и, когда полковник дозвонился до него, вышел встрепанный и безумный, как пушкинский мельник. Миша показал ему свои документы и объяснил, разумная душа, что проводится рейд на наличие в нежилых помещениях бомжей и непрописанных вьетнамцев.
Сторож раздвинул космы, скрывающие его физиономию, как у кавказской овчарки, и обнаружил под ними вполне юное лицо.
– За время дежурства, – обратился к нему Миша, – что делали в театре посторонние люди?
– Это кто же посторонние? – спросил сторож лживым голосом.
Полковник сразу сделал стойку.
– А кто был? – спросил полковник. – А вот это мы и проверим. – Миша повернулся к нам: – Шума не поднимать, не разговаривать. Мы находимся на спецоперации.
– Свет зажигать? – спросил сторож.
На стороже была курточка и джинсы, но во время разговора с нами он извлек откуда-то зеленую форменную фуражку со звездочкой и напялил ее.
– Свет будем зажигать по мере продвижения, – сказал полковник. – Сегодня спектакль был?
– Только утренний, – сказал сторож. – Эпидемия гриппа, понимаете, три исполнителя простудились.
– Когда разошлись актеры и техсостав?
– Ну, в три часа уже никого не было. Нет, Катя Смирнова оставалась еще... Звонила насчет аренды.
– Кто такая?
– Наш администратор.
– Что было потом?
– Потом я заступил.
– И кого увидели?
– Да никого я не видал!
– А что делали?
– Что всегда. Почитал Канта, потом конспектировал Платона. Потом спать лег.
– Про Канта это вы всем проверяющим говорите? – спросил Миша.
Ответ сторожа ему не понравился, может, потому, что он давно не брал в руки Канта и оттого сердился на тех, кто находит время на философию.
– Готовишься в университет? – спросил милиционер.
– Уже выгнали, – ответил сторож.
Сторож мне нравился. Он был человеком независимым.
– Ну пошли, – сказал Миша.
– Куда?
– Гримерные заперты?
– Гримерные заперты, административные помещения заперты – можете проверить: все ключи на доске.
Миша проверил, все ли ключи на месте. Оказалось, что все. Впрочем, это ничего не доказывало.
– Пошли за кулисы, – распорядился Миша.
– А там-то что искать? – спросил сторож.
– Бомжей, – сказал милиционер.
– И охота вам была... – Но сторож уже шел с нами по коридорчику вдоль основного зрительного зала, потом мы прошли узким коридорчиком на сцену.
– Свет! – приказал Миша.
Сторож включил рубильник.
Высоко, под самой крышей, зажглись яркие лампы, но свет их еле достигал пола. За кулисами было гулко, пусто и пыльно. Тянуло холодом.
– Никаких странных явлений не наблюдалось? – спросил Миша.
– Каких странных?
– Посторонних людей, предметов?
– Это спрашивайте у администрации, – сказал сторож. – Мне об этом не сообщают.
Мне захотелось задержаться здесь, посмотреть внимательнее – может быть, остались следы. Надо было взять с собой Егора. Он показал бы точное место перехода между мирами.
Милиционер Миша быстро прошел между висящими декорациями в глубину сцены, оказавшейся громадной, как собор.
Миша нигде не задерживался. Мы с Калерией покорно следовали за ним, полагаясь на его умение ловить злоумышленников.
Либо нюх подводил милиционера, либо в самом деле здесь никого не было, но мы прошли все театральное «Зазеркалье», повернули назад, еще раз обыскали кулисы – никого. Даже я уже встревожился.
И тогда Калерия спросила:
– Вы сегодня не видели в театре девушку... молодую женщину, блондинку, крашеную блондинку двадцати шести лет, зовут Тамарой, очень красивые ноги.