Затем он осторожно перевернул ее на спину и снял с нее корсет, после чего начал вытаскивать из волос шпильки. Когда же волосы упали на кровать огромной тяжелой волной, он прошептал:

— О, Артемида, богиня охоты, Луны и деторождения. Впрочем, последнего я никогда не понимал. — Герцог криво усмехнулся. — Ведь она — богиня-девственница.

— Вы забыли дикую природу, — прошептала в ответ Артемис. — Богиня охраняет всех диких животных и места их обитания, а деторождение — величайшее таинство, познавая которое женщина как бы становится животным, разве нет?

Он отстранился, чтобы рассмотреть ее лицо, потом весело рассмеялся.

— Не очень-то толковое объяснение, но я все равно восхищен ходом твоих мыслей.

От слова «восхищен» ее сердце подпрыгнуло, но Артемис понимала, что в спальне такие заявления ничего не значат. Так как ей придется довольствоваться тем, что она могла получить, а не тем, о чем мечтала.

— Вы до сих пор в халате? — Она обняла его за шею.

— М-м-м… — протянул он, снова сосредоточив все внимание на ее груди. Сорочка Артемис была старой, изношенной, и она не сомневалась, что сквозь тонкую ткань прекрасно были видны ее груди. — Ты сама это сделала? — Максимус провел большим пальцем по маленькой почти квадратной заплатке, скрывавшей дырку на материи и случайно оказавшейся как раз над левым соском.

— Да, а кто же еще?

— Практичная женщина. — Он прижался к ее соску губами.

Артемис тихо застонала и тут же пробормотала со вздохом:

— Просто женщина, у которой нет другого выбора.

— Ты пришла ко мне из-за отсутствия выбора? — Герцог внезапно помрачнел.

— Нет-нет! — Артемис посмотрела на него с удивлением. — Я пришла к вам потому, что так захотела. — Приподнявшись, она провела губами по его подбородку и снова опустилась. — Я пришла… потому что имею полное право делать то, что хочу.

— Да, безусловно, — кивнул герцог. И вдруг, взявшись за сорочку, разорвал ее сверху донизу.

Теперь Артемис оказалась перед ним абсолютно нагая, и ей следовало бы почувствовать стыд, прийти в замешательство, смутиться, но вместо этого она ощутила себя удивительно свободной.

Она вытянула руки за головой, выгнула спину и взглянула на Максимуса сквозь ресницы.

— Теперь вы снимете свой халат?

Глядя на ее бедра, он коротко кивнул.

— Да, конечно.

Тотчас же выпрямившись, герцог стал расстегивать пуговицы на халате. Под халатом же была рубашка, которую он тут же начал снимать, и при этом у него на плечах играли мускулы.

При виде его обнаженного торса Артемис затаила дыхание. Она видела не так уж много обнаженных по пояс мужчин — несколько фермеров, однажды пьяного солдата на улице Лондона и, конечно, мраморные статуи; но она полагала, что у аристократов не такие мускулистые тела. Впрочем, Артемис тут же напомнила себе, что этот мужчина не только герцог Уэйкфилд, но еще и Призрак Сент-Джайлза. Интересно, какие упражнения создали такие мускулистые плечи, такие налитые бицепсы, такую мощную грудь? У него было тело, готовое к сражениям, тело тренированного воина.

Максимус внимательно посмотрел на нее, словно угадав мысли. Потом быстро скинул панталоны и забрался в постель.

— Теперь мы оба такие, какими нас создал Бог, — сказала Артемис, когда он лег на нее.

— А ты предпочитаешь меня именно таким?

— Конечно. Ведь теперь между нами нет ничего — ни вашего прошлого, ни моего. Ваше положение и титулы сейчас ничего не значат.

Он поцеловал ее груди и пробормотал:

— Думаю, большинство дам предпочитают мое герцогское положение.

— Но я не такая, как большинство, — заявила Артемис.

— Да, верно. Ты не похожа ни на одну из знакомых мне леди. — С этими словами Максимус принялся целовать ее соски.

Ее тотчас обдало жаром, и у нее вырвался стон. Когда же Артемис почувствовала, как твердое бедро Максимуса прижалось к ее лону, у нее перехватило дыхание. Она, возможно, не стыдилась наготы — и своей, и его, — но это не означало, что она не испытывала ни малейшего трепета перед тем, чему предстояло произойти. Она никогда этим не занималась и никогда даже близко к этому не подступала. Пока ее сверстницы выходили замуж и познавали радости материнства, она сортировала у Пенелопы нитки для вышивания.

Но она хотела этого — хотела Максимуса.

Артемис с удовольствием провела пальцами по его коротким жестким волосам; легкая седина на висках делала его более солидным, но в то же время более мягким. Положив руки ему на плечи, Артемис ощутила тепло и скрытую мощь его тела. «Какой же он сильный, полный жизни, — думала она. — И скоро он станет моим любовником».

Тут герцог осторожно прикусил ее сосок, и Артемис невольно вздрогнула. Он тотчас отстранился и внимательно посмотрел не нее.