Гриффин явно колебался, но потом вздохнул и ссутулился, словно кто-то взвалил ему на плечи тяжкую ношу.

— Лично я не знаю. А Доминик уверен, что она жива, но, возможно, он принимает желаемое за действительное. Он ее полжизни искал, бог знает почему.

Джастин отлично понимала причину. Очевидно, Доминик любил Хлою Стил. А Гриффин никогда не знал материнской любви, не ощущал ее прикосновений. Для него семья — это всего лишь жестокое обращение, отказ или полное забвение. Что он мог чувствовать по отношению к матери, которая ни разу не сделала попытки его найти?

— О чем ты думаешь? — тихо спросил он.

Она помедлила, стараясь подобрать правильные слова. Его неохотное признание было воистину душераздирающим. Даже с учетом ее, мягко говоря, необычного детства она была не в силах понять, какую эмоциональную ношу он безропотно тащил все эти годы.

— Я думала о любви, которой ты был лишен в детстве, о том, что тебя предали самые близкие люди. — Она замолчала, стараясь справиться с подступившими слезами, которые могли испортить впечатление от ее слов. — Я думала, как тяжело ребенку в одиночестве на лондонских улицах, как ему холодно и голодно.

Гриффин помрачнел.

— Джастин, я же говорил…

Он замолчал, поскольку Джастин вскочила и опустилась на колени перед ним. Его глаза удивленно расширились, и неожиданно он показался ей до крайности измученным.

— Нет, ты меня не понял, — сказала она. — Я восхищаюсь всем, что ты сделал, жизнью, которую построил для себя на пустом месте. Знаю, наверное, я не должна так говорить, учитывая методы, которыми ты заработал состояние, но я горжусь тобой. Ты создал себя сам, нашел свою дорогу в жизни и заботишься о тех, кто от тебя зависит. Ты заслужил любовь и уважение.

На его щеках появился слабый намек на румянец.

— Любовь — это слишком громко сказано, — смущенно сказал он. — Люди просто считают меня щедрым нанимателем, и ничего больше.

— Доминик тоже заботится о тебе, — упрямо сказала она, положив руки ему на колени.

— Настырный старый лис, — пробормотал Гриффин.

— Ты хорошо ладишь со своим кузеном Эйданом и Вивьен. Знаешь, если подумать, вокруг тебя немало людей, которые помнят о тебе.

Гриффин закатил глаза.

— Джастин, даже не думай, что тебе удастся меня одомашнить. Доминик неоднократно пытался. Не вышло. И у тебя не выйдет.

— Это я знаю. — Она вздохнула и опустила глаза. — Но было бы хорошо, если бы ты хотя бы понял, что не один в мире, как ты привык думать.

Гриффин взял ее руку и прижал к своему бедру. Мышцы под ее пальцами оказались твердыми словно гранит. Другой рукой он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— А как насчет тебя, жена? Что ты думаешь обо мне?

Его глаза яростно сверкали, но эмоции, которые плескались в них, Джастин определить не сумела. Но он явно чего-то хотел от нее. Ему нужно было что-то такое, чего в его жизни долго не было. Если назвать вещи своими именами, он станет все отрицать, но это вовсе не значит, что ему это не нужно.

Глядя в его красивое суровое лицо, Джастин почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Гриффин Стил так горд и так стремится доказать всему миру, что ему не нужен никто и ничто. Он сам по себе. Но теперь Джастин знала его тайны и понимала того мальчика, который стал мужчиной, и ребенка, жившего в мужчине до сих пор.

— Я думаю о тебе, Гриффин, забочусь о тебе, — прошептала она. Сердце почему-то колотилось в горле и мешало проникать наружу словам. — Ты мне небезразличен. Очень.

Он долго и жадно всматривался в ее лицо, и его взгляд был горячим, напряженным, жадным. Возможно, он никогда не скажет ей о своей любви и даже не признается, что в нем живет именно это чувство, но Джастин знала, что муж будет защищать ее, холить и лелеять, потому что теперь она принадлежит ему. Такой уж это был человек.

Гриффин погладил ее по щеке и улыбнулся.

— Очень рад это слышать, — сказал он.

Наклонившись, он коснулся ее губ поцелуем, легким и нежным… и Джастин поняла, что сейчас заплачет. Она поспешно закрыла глаза, чтобы скрыть слезы, иначе Гриффин сочтет ее сентиментальной идиоткой. Однако то, что она чувствовала, не имело ничего общего с сентиментальностью, зато подозрительно напоминало любовь.

Она со стоном потянулась к мужу. От мгновенно нахлынувшего желания ее сотрясла дрожь. И прежде чем она сумела опомниться, Гриффин встал, подняв ее вместе с собой, и подхватил на руки.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Если допрос окончен, — сказал он, шагая к двери, — я бы хотел заняться любовью со своей женой.

— Хорошо, — возбужденно пробормотала Джастин. Вероятно, она должна была возразить — слишком уж много между ними нерешенных вопросов. Но почему-то возражать не хотелось.

Гриффин взглянул на нее и остановился у двери.

— Так допрос окончен или нет?

— У меня есть еще один вопрос, — извиняющимся тоном проговорила она, — если ты не против.