— Поглядим, увидим. Еще рано точить ножи…

— Точить ножи, — сказал Геслер. — Вот теперь ты говоришь на понятном языке. Я приготовился глядеть и видеть, Скрип. Пока что. Ладно, давай соберем магов ночью. Если сумеют побеседовать, не убив друг друга — значит, мы сделали два шага вперед.

Рога возвестили продолжение похода. Солдаты вскакивали с кряхтением и руганью.

Первый день похода завершился. Гамету казалось, они отошли от Арена на весьма жалкое расстояние. Разумеется, этого и следовало ожидать. Армия еще не скоро найдет свой ритм.

«Как и я». Кулак натер задницу о седло, голова кружилась от жары; он наблюдал с невысокого холма, как медленно обретает форму лагерь. Очаги порядка среди моря хаотической суеты. Конные сетийцы и виканы продолжали обшаривать округу далеко за границами пикетов, но их было слишком мало, чтобы кулак чувствовал уверенность. «Эти виканы — деды и бабки. Видит Худ, я мог скрещивать клинки с иными из старых воинов. Старики никогда не принимали идеи замирения с Империей. Они здесь ради совсем иной причины. Ради памяти Колтейна. А дети… да, их вскормили ядовитые россказни старых бойцов, бредни о былой славе. Итак, здесь те, что никогда не ведали ужаса войны, и те, что успели забыть. Жуткое сочетание…»

Он потянулся, разминая спину, и заставил себя двинуться вниз с холма, мимо канавы с мусором, туда, где поставили девственно-белый шатер Адъюнкта. Виканы Темула стояли на страже.

Самого Темула видно не было. Гамет жалел паренька. Ему уже пришлось выдержать много «засад», не имея возможности выхватить саблю; он проигрывает. «И никто из нас, черт подери, ничем не может помочь».

Он подошел ко входу, пошелестел пологом и стал ждать.

— Войдите, Гамет, — раздался голос Адъюнкта.

Она стояла на коленях перед длинным каменным ящиком и опускала на него крышку. Мгновенный блеск — отатараловый меч — и крышка легла на место.

— В горшке у жаровни есть немного размягченного воска — принесите, Гамет.

Он так и сделал. Тавора промазала воском щель между крышкой и основанием ящика, запечатывая меч. Встала, стряхивая с брюк нанесенный ветром песок. — Я уже устала от зловредного песка, — сказала она. — Сзади разбавленное вино, Гамет. Налейте себе.

— Похоже, что мне нужно, Адъюнкт?

— Да. Ах, я отлично знаю: вы искали в нашем Доме спокойной старости. А я вас вытащила на войну.

Он ощутил себя неловко. Выпрямил спину. — Я готов, Адъюнкт.

— Верю. Тем не менее налейте вина. Ожидаются новости.

Он повернулся, нашел глиняный кувшин. — Новости?

Она кивнула. На этом невыразительном лице все же читалось напряжение. Но она тут же поспешила отвернуться, пока он наливал чашу. «Не показывай швов, дорогая. Мне нужна уверенность».

— Станьте рядом со мной, — сказала она резко.

Он подошел к ней. Встал, как и она, лицом к пустой середине шатра.

Где расцвет портал, расширяясь листом серой мути, извергая поток спертого, мертвого воздуха. Показалась высокая фигура в зеленых одеждах. Странно угловатые черты, кожа оттенка припорошенного пеплом мрамора; широкий рот мужчины привык сохранять легкомысленную улыбку. Но сейчас он не улыбался.

Помедлил, чтобы стряхнуть серую пыль с плаща и брюк, он поднял голову и встретился глазами с Таворой. — Адъюнкт, привет вам от Императрицы. И от меня, естественно.

«Супер. Чую, он прибыл с неприятной миссией».

— Кулак Гамет, не нальете гостю вина?

— Конечно. «Боги подлые, проклятый глава «Когтя»». Он бросил взгляд на свою чашу и передал Суперу: — Прошу. Я не пил.

Высокий мужчина склонил голову в благодарности и принял чашу.

Гамет пошел к кувшину.

— Вы непосредственно от Императрицы? — спросила Тавора.

— Да, а перед тем пересек океан… с Генабакиса, где провел унылый вечер в компании Верховного Мага Тайскренна. Вы будете потрясены, узнав, что мы с ним напились?

Гамет дернул головой. Такая картина его действительно удивила.

Адъюнкт тоже казалась шокированной. Ей пришлось взять себя в руки. — Какие новости вы принесли?

Супер сделал щедрый глоток и скривился: — Разбавленное. Ну ладно. Потери, Адъюнкт. На Генабакисе. Ужасные потери…

Неподвижно лежавший в травяной низине, шагах в тридцати от взводного костра, Бутыл сомкнул веки. Он слышал, как его окликали. Смычок — которого Геслер называет Скрипом — звал его, но маг был не готов. Еще нет. Ему приходится слушать другой разговор, а это трудно сделать, не обнаружив себя.