Платочки со шпионскими знаками доставили в штаб.

 Разгадали там эти знаки и встревожились: в руках у шпионов важные военные тайны!

 Беда, если бы лавочник принёс кружевные платочки врагу.

 В штабе, на допросе, спросили:

 — Кому вы несли сведения? Назовите: кто ваш начальник?

 Лавочник долго упирался, но видит — деваться некуда. Признался, что сведения передаёт полковнику.

 Так вот он каков, этот полковник! Не только у пушки на бронепоезде, но ещё расплодил против нас шпионов!

 В штабе решили одурачить полковника.

 Он ждёт кружевные платочки?

 Хорошо, отправим ему платочки. Приготовим как надо, со шпионскими знаками. Только на этих платочках сведения будут — наоборот.

 Так решили в штабе.

 И потребовали в штаб матроса Люлько.

 Люлько живо смекнул, как действовать.

 — Оденусь, — говорит, — в крестьянскую одежду, платочки ваши — для сохранности — в кисет с табаком. И потопаю на ту сторону.

 — А что вы, товарищ Люлько, скажете полковнику?

 — А скажу ему так. Мол, ваше высокоблагородие, беда приключилась. Ваш надёжный человек, лавочник, большевиками схвачен. Но уцелели его платочки. Успел мне их подсунуть. Он мне сосед...

 В штабе даже засмеялись — так ловко Люлько представил мужичка.

 — Ну, мы в вас уверены, товарищ Люлько. Видно, что не растеряетесь. В добрый час!

 Ночь. Сидим вдвоём в броневом вагоне.

 Командир молчит. И я молчу.

 Чуть шорох — оба настораживаемся: не матроса ли шаги?

 Качается огонёк коптилки.

 Если отщипнуть обгоревший фитиль, огонёк становится ровным, чистеньким, как зёрнышко. Но проходит минута — и огонёк ложится набок, опять шатается и коптит.

 Поздно. Вот уже на бронепоезде просвистали отбой.

 Стихают голоса. Бойцы укладываются спать.

 А мы всё сидим.

 И вижу я, что на лбу у командира всё больше и больше тревожных морщинок...

 — Товарищ командир!

 Командир вскидывает на меня глаза, а я не знаю, что сказать. Окликнул его, потому что мне стало страшно за матроса.

 Потом говорю первое, что приходит в голову:

 — Товарищ командир, а правда, что английская броня очень крепкая?

 Командир усмехается:

 — Такая крепкая, что и пушки не возьмут? Глупости это. На «Красном воине» отличные пушки. Кстати, изготовили их у вас в Питере. На каждой марка выбита: «Путиловский завод».

 Мне вспомнился отец, и сердце сжалось от нежности к нему.

 — Мой батька, товарищ командир, работал на Путиловском. Только он больной сейчас.

 — Вот видишь, Агашин. Может, эти пушки твой отец сделал. Для нас, бойцов за Советскую власть. Не могут такие пушки стрелять плохо!

 Опять молчим. Глядим на огонёк.

 Я отщипываю с фитиля нагар.

 Но огонёк — уже в ползёрнышка, в четверть зёрнышка.

 Неужели погаснет?

 Командир вдруг встаёт:

 — Агашин, отправляйтесь спать. А я подниму разведчиков. Пошлю их навстречу матросу... Спать, Агашин!

 Разведчики возвратились вместе с матросом.

 Только он не сам пришёл.

 Его принесли мёртвого.

 Ах, почему же ты, Люлько, ну почему не поберёгся?.. Сперва у моряка всё шло благополучно. Белогвардейские часовые приняли его за крестьянина. Обыскали, нет ли оружия. Оружия не оказалось.

 Но они привыкли обирать крестьян. А если нечего отнять — избивали.

 Но Люлько силач. Не допустил, чтобы ему надавали тумаков.

— К полковнику ведите. Несу ему важные сведения.

 И так он ловко изобразил мужичка-простачка, что полковник тут же откупорил бутылку французского коньяку.

 — Угощайся. А где же твои платочки?

 — Зараз, зараз... — И матрос, доставая кисет, на свою беду, распахнул грудь.

 А грудь у него в морских картинках... И повыше картинок наколото: «Да здравствует мировая революция!» Матроса схватили, связали.

 Допрашивал полковник. Он же его и замучил.