Шрифт:
И вот мы, бойцы, стоим вокруг свежей могилы. Вынесено знамя. Командир говорит речь над гробом. Но я почему-то плохо понимаю слова.
Меня трясёт. Голова горит. Ох, как больно голове... Будто не матроса, а меня полковник тюкнул топором, вырубая на лбу красноармейскую звезду...
Вот он, наконец, решительный бой.
Командир приказал развернуть красное знамя.
Я ожидал, что ринемся вперёд: «Ура, даёшь белогвардейца!» А командир пошёл в поле за соломой. Бойцы побежали помогать. И я, конечно, не отстал.
Навалили перед бронепоездом кучу соломы.
Машинист принёс с паровоза ведро мазута и выплеснул на эту кучу. Солома потемнела и замаслилась.
Теперь не подходи с огнём!
Командир поднялся в башню. Наставил бинокль — глядит вдаль.
Вражеский бронепоезд молчит. Должно быть, он ещё очень далеко.
Вдруг в утреннем тумане что-то сверкнуло... Выстрел!
Наш «Красный воин» резко попятился. Ну прямо-таки отпрыгнул назад. И снаряд, нацеленный полковником в бронепоезд, угодил в кучу соломы.
Жирная солома от взрыва вспыхнула — и заклубился чёрный дым.
Командир ещё больше прильнул к биноклю.
— Отлично, — говорит, — отлично. Горит солома, а беляку кажется, что он поджёг бронепоезд. Кончать нас идёт!
Теперь и без бинокля видно, что надвигается серое чудовище... Ух, глядеть страшно!
Я отвернулся.
«Красный воин» неторопливо уходил задним ходом.
— Заманивай его, заманивай! — кричал командир машинисту. — А где дым? Дыми!
Тут из трубы паровоза с рёвом повалил чёрный дым — да такой густой, что думалось: «Уж и вправду не горим ли?»
Но это была только уловка.
«Красный воин» прикидывался, что подбит, сражаться не может, что рад бы спастись.
Вражеский бронепоезд осмелел. Всё ближе он, всё ближе.
— Готово, заманили, — сказал командир. — Стоп!
Гляжу, «Красный воин» встал спиной к солнцу.
А врагу, значит, солнце — в глаза!
Вот это позиция, вот здорово!
И пошли тут солдатские шуточки.
— Ну-ка, господин полковник, покажешь ли теперь призовую стрельбу?
Куда там! Солнышко ослепило полковника, не давало ему правильно нацелиться. По-товарищески помогало нам.
Стрелял полковник, стрелял — и всё мимо, всё невпопад.
Не забывайте, что мы ещё и паровозным дымом укрыты!
— Ну, хватит, — сказал командир. — Дали беляку пострелять — теперь дело за нами!
И сам встал к пушке.
— Машинист, вперёд!
«Красный воин» прорезал дымовую завесу и стремительно вышел на светлое место.
Вот он, вражеский бронепоезд: страшилище — будто огромная черепаха.
Но не успел я толком сообразить, что происходит, как панцирь черепахи раскололся и сполз набок. Из-под него рванулось пламя.
— Урра-а-а!.. — закричали ребята.
— Ура!.. — подхватил и я.
Ведь всё дело было в первом выстреле: кто кого застигнет врасплох — за тем и победа.
Наш командир перехитрил полковника и первым влепил ему снаряд в башню.
Да ещё с короткого расстояния — чуть не в упор. И броня — вдребезги.
Тотчас загремели залпы из всех наших пушек.
И вот уже не грозная черепаха перед нами, а сплошной костёр...
Я гонюсь за полковником.
Он — от меня.
Вся черепаха в огне, а он спасся, из пекла выскочил!
— Стой, — кричу, — сдавайся!
А он только набавляет ходу.
В первый раз своими глазами вижу этого бандита. Долговязый да длинноногий, он до того лёгок на бегу, что я едва за ним поспеваю.
В руках у меня наган, но на ходу не прицелиться.
— Стой! Буду стрелять!
Нажимаю на курок, гремит выстрел — и бандит растягивается в траве.
— Ур-ра-а!..
Но не успеваю порадоваться победе, как долговязый вскакивает — и опять ходу.
Значит, только прикинулся подстреленным.
«Эх, Петька, дал зевака!» — выпускаю вдогонку пулю за пулей.
А он — в сторону, в другую. Шарахается, приседает... Нажимаю на курок: бах-бах-бах-бах!..
И — пшик. Кончились мои патроны.