Вместе с целым светом Россия стремительно входит в новый, страшно сложный международный век. Поле дипломатии расширилось на весь земной шар. Горизонты раздвинулись, границы стран сделались зыбкими, как никогда. Вместо одного Востока у нас явилось несколько Востоков, один опаснее другого. Отдаленные, не граничащие с нами страны начинают, подобно Америке, оказывать тяжелое давление на наши колонии.

Дипломатия в этих условиях приобретает характер непрерывной, самой ответственной перед родиной, самой зоркой стражи. Годится ли такая стража из чужих людей?»{143}

Все-таки инородцы?

Нельзя не признать большую долю истины за этими словами. Сейчас, сто лет спустя, когда сердце России — Москва стремительно превращена в космополитический мегаполис, тех немногих русских людей, которые еще сознают себя таковыми и идентифицируют себя с Россией и ее историей, не надо убеждать, к чему ведет засилье инородцев. Особенно во власти и в средствах массовой информации.

Впрочем, как и русских, чье отношение к России определяется усвоением инородческого или иноверческого на нее взгляда. Причем второе значительно опаснее.

Именно из-за недооценки вредоносности «иноверия» и Карцов, и Меньшиков ставят в этом вопросе не вполне правильный акцент. Материалистический, что ли. Вернее было бы сказать — не «инородцев», а «инодухцев» (людей иного духа). Часто действительно бывает, что эти понятия de facto практически соответствуют друг другу, но отнюдь не всегда.

История России знает массу примеров, когда люди, не русские по крови, были русскими по духу больше, чем сами русские. Вспомним хоть плеяду Царей, начиная от Павла. Из шести трое были убиты на боевом посту, да и в «естественной» смерти остальных много неясностей. И редко кто переживал 50-летний рубеж.

Как заметил Иван Солоневич, смерть в команде Русских Царей на службе России была выше, чем среди солдат передовой линии в Великой войне.

А выдающийся историк первой эмиграции Василий Федорович Иванов просто сказал, что «… вся история Императорской России — это Голгофа ее Царей»{144}.

Дальше: герой обороны Албазина Афанасий Бейтон, сказавший: «Мы, Русские, в плен сдаваться не привыкшие!» — по происхождению немец.

Во время знаменитого совета Суворова в Альпах на вопрос: прорываться или сдаваться, все присутствовавшие генералы, с Вилима Христофоровича фон Дерфельдена начиная, единодушно ответили: «Прорвемся. Мы, Русские, с нами Бог!», а из всех этих генералов русским в анкетном смысле был разве сам Суворов.

Это, правда, все военные люди. Но и среди гражданских не только пятый пункт определял поведение. Собственно, это и Меньшиков отмечает. А в списке немецких имен, приводимых им, бриллиантами сверкают фамилии, из которых вышли герои Порт-Артура и Цусимы, Великой и Гражданской войн. И жизнь, и душу положившие за Бога, Родину и Государя.

Разве не были они русскими? И в чем тогда истинная причина нерусскости русской дипломатии?

«…с интересами более культурного Запада»

Ключом к ответу на этот вопрос является, на мой взгляд, мысль Ю.С. Карцева про утвержденность русского правительства «в убеждении правильности системы согласования интересов России с интересами более культурного Запада» [83] .

Вот и произнесена фраза: «…более культурного Запада».

Мы помним, что первый раз на поводу у этого «культурного Запада» русская внешняя политика пошла в правление царевны Софьи и ее фаворита князя Василия Голицына. Первыми плодами этой политики были принесение в жертву 100-тысячной русской армии в походе на Крым за интересы «католической лиги» и потеря нами Приамурья почти на 200 лет, в результате чего, как оказалось, навсегда остался закрытым выход России к теплым морям.

Прокатолическая политика правительства Софьи Милославской — по маме, разумеется, — сильно облегчила замену ее любимым братцем Петром Нарышкиным — тоже имеется в виду женская линия. Однако, как мы уже говорили, с заменой Софьи на Петра русская внешняя политика отнюдь не получила самостоятельного характера, утерянного в правление Софьи. Она лишь переориентировалась на другую группу западноевропейских стран. И эту особенность, подчеркнем вновь, отныне она сохранит практически навсегда.

С тех пор как русские верхи отошли от заветов Святого Благоверного Князя Александра Невского, предпочитавшего топить представителей «культурного Запада» в местных водоемах, истинно русская культура — Православная — была во многом забыта и пренебрегаема высшими классами, особенно чиновничеством. Недаром христианами — крестьянами стали называть только землепашцев. Военные — те хоть по опыту понимали, что под Богом ходят.

И сразу, как по мановению волшебной палочки, сменилось отношение верхушки Империи к Западу. Инородцев в этой верхушке с легкой руки Петра и его ближайших последователей на троне тоже хватало, но не в этом суть дела. Перестав искать мудрости в Добротолюбии и Священном Писании, русская «элита» стала искать ее в Вольтере — на редкость скучном, пошлом и даже для французов третьеразрядном фрукте на древе познания, а также в представителях германской философии, тяжеловесно перелагающих изящные греческие философемы на язык любителей пива под сосиски с кислой капустой.