Шрифт:
Между тем критический разбор этих оценок был произведен давно, и не в эмигрантских кругах, что было бы как-то понятней, а в советских военно-морских бывшими царскими, а затем советскими военно-морскими деятелями в высоких чинах, такими как Александр Викторович Шталь в его уже упомянутой статье «Цусима», напечатанной в «Морском сборнике» № 5 за 1923 год, и Борис Борисович Жерве в статье «Путь к Цусиме», также опубликованной в № 5 «Морского сборника», но за 1925 год. В частности, Борис Жерве пишет в ответ на приведенную критику действий и личности адмирала Рожественского:
«Отметим, прежде всего, что дошедшие до нас официальные записки и проекты, написанные Рожественским по разным поводам и подававшиеся им по начальству, с несомненностью свидетельствуют об его незаурядном уме и широком военно-морском образовании…
Характеризуя образование Рожественского, необходимо отметить окончание им военно-морских курсов при Морской Академии и намеченную последней кандидатуру его в качестве преподавателя в ней морской стратегии».
Основные вехи
Вехи жизни адмирала Рожественского просты и значительны, хотя элемент таинственности присутствует даже в дате его рождения. Так, некролог адмирала в «Историческом вестнике» приводит дату рождения 17 марта 1848 года{38}, а автор биографии З.П. Рожественского в книге «100 великих адмиралов» называет 30 октября 1848 года{39}. Эту же дату приводят В.Ю. Грибовский и В.П. Познахирев в книге «Вице-адмирал Рожественский», уточняя, что дата приведена по старому стилю.
Родившийся в семье военного врача и писавший о себе, что происходит «из обер-офицерских детей, вероисповедания православного», Рожественский вступил в военно-морскую службу, не имея протекции ни в высших сферах, ни в сановно-бюрократическом мире.
От Морского корпуса до залпа «Весты»
14 сентября 1864 года, успешно сдав сложные конкурсные экзамены в объеме пяти классов гимназического курса, он поступил в Морской корпус. 17 апреля 1868 года пятым по списку после сдачи выпускных экзаменов был произведен в гардемарины. Любопытно, что третьим по списку стал знакомый нам Вильгельм Карлович Витгефт.
После двух лет плаваний, вновь 17 апреля, но уже 1870 года, Рожественский произведен в первый офицерский чин мичмана. Зиновий Петрович выбирает для себя редкую в то время для флотского офицера специализацию артиллериста и в сентябре того же года, успешно выдержав экзамены, поступает в Михайловскую артиллерийскую академию, куда морских артиллеристов принимали буквально единицы. Уровень академии не уступал университетскому, и она давала фундаментальную подготовку по всем областям знаний, имеющим отношение к теории и практике артиллерийского дела. Мичман Рожественский был в числе лучших слушателей академии и окончил ее 20 мая 1873 года «по первому разряду с присвоением знака отличия за окончание курса и с награждением годовым окладом жалования по чину»{40}, став одним из самых образованных артиллерийских офицеров Русского Императорского Флота. Незадолго до этого Зиновий Петрович получил чин лейтенанта.
Некоторое время лейтенант служил командиром роты учебного отряда Морского училища на винтовом клипере «Алмаз», а с 5 июля 1873 года в течение 10 лет был членом Комиссии морских артиллерийских опытов. Там, как говорят его биографы, проявил он старание и распорядительность в проведении различных опытов и здравый смысл в оценке их результатов.
Служба в Комиссии была совмещена у лейтенанта Рожественского с морскими походами. Летом 1875 года он состоял флаг-офицером начальника Практической броненосной эскадры адмирала Г.И. Бутакова, также знакомого нам по первому бою паровых судов. «Ужасно нервный человек, а бравый и очень хороший моряк» — характеризовал своего флаг-офицера многоопытный Григорий Иванович. По его представлению 1 января 1876 года Зиновий Петрович получил свой первый орден Св. Станислава 3-й степени.
При своей немалой занятости лейтенант находит время для изучения электротехники, перевода военно-морских научных статей из иностранной периодики и даже посещает лекции в Петербургском институте путей сообщения.
В декабре 1876 года Артиллерийское отделение МТК командировало Рожественского для осмотра крепостей юга России и выбора в них орудий, пригодных для вооружения судов и плавучих батарей. В воздухе отчетливо пахло порохом приближающейся войны с Турцией. А у Турции на Черном море был достаточно сильный броненосный флот из 15 мореходных броненосцев. У нас же броненосного флота на тот день в этом регионе близко не было, не считая двух круглых в плане броненосцев береговой обороны, именуемых «поповками» по имени их творца и адепта [41] . Выходить в открытое море эти чудеса отечественной военно-морской мысли не могли, да и у берега представляли опасность больше для себя, нежели для врага.
41
Создатель круглых броненосцев адмирал Андрей Александрович Попов (1821-1898) был одним из лучших флагманов своего времени, ближайшим помощником Великого Князя Константина Николаевича и талантливым кораблестроителем, одним из создателей русского броненосного флота («Петр Великий», «Герцог Эдинбургский», «Генерал-Адмирал»). Неудача «поповок» — добросовестная ошибка творческого человека.
Благодаря усилиям лейтенанта Р. к весне 1877 года удалось оборудовать шесть батарейных плотов для обороны морских подступов к Одессе, Очакову и Керчи. Рожественский лично руководил установкой орудий, их пристрелкой, снабжением боеприпасами и комплектованием расчетов этих своеобразных плавучих батарей. Избранные же им для стрельбы навесным огнем 6-дюймовые мортиры устанавливали на быстроходные коммерческие суда, которые позже стали называть вспомогательными крейсерами. Именно навесной огонь представлял наибольшую опасность для турецких броненосцев, не имеющих бронированных палуб.