Шрифт:
Обманутая вчерашней теплынью, а потому чересчур по-летнему одетая Лена Таранущенко выскочила из-под крыши торгового павильона в дождь и, на ходу раскрывая зонтик, торопливо засеменила — пока в сторону метро. А там, дальше — кто ж ее знает?.. Через пару секунд следом за Леной двинулся невзрачного вида мужичонка, втянувший голову в поднятый воротник плаща.
— Всё, дружище, играем эту роялю! — распорядился Петрухин после того, как девушка оставила за своей, весьма привлекательной, кормой их микроавтобус. — Настроечки, по возможности, буду давать на каждой станции. Застрянешь в пробках — не беда. Сейчас самое главное — срисовать адрес.
Дмитрий надел кепку, нацепил на нос темные очки Купцова и толкнул дверцу, впустив в салон «фольксвагена» холод, ветер и струйки косого дождя.
— Давай-давай, игрок, — пробормотал ему вслед Леонид.
Партнеры, естественно, не знали, в какую сторону и на каком транспорте поедет Лена после окончания смены. Возможно, она живет в каких-то трехстах метрах от своего «пивного бутика» и пойдет пешком. Возможно, в нескольких остановках. Тогда трамвай, автобус, троллейбус… Но не исключено, что Таранущенко квартирует где-нибудь у черта на куличках. Тогда вероятней всего — метро…
В любом случае подобного рода неопределенность партнеров ничуть не смущала. Они знали, что ни при каких обстоятельствах не упустят неискушенную в конспирации и замотанную суточным дежурством женщину. Да и с чего бы ей конспирироваться?.. Тем не менее, дабы окончательно исключить всяческие случайности, Петрухин дополнительно подстраховался. Его страховка в данный момент материализовалась «из ниоткуда» в образе того самого мужичонки в плаще. Мужичонка этот износил не одну дюжину пар обуви, «прогуливаясь» по улицам Питера. Он «гулял» по ним без малого тридцать лет. В любую погоду: пешком, в трамваях, автобусах, метро, серых невзрачных «Москвичах» и «Жигулях» — сотни тысяч километров. В мороз или дождь. Его «прогулки» почти никогда не имели определенного маршрута, но всегда имели определенную цель. И за этой целью невзрачный мужичок шел как самонаводящаяся торпеда. Он знал все (или почти все) проходные дворы старого Санкт-Петербурга. Однажды его ударили ножом. Однажды он сам попал под пристальный взгляд такого же невзрачного мужичка. Этот, второй, оказался соседом из конторы глубокого бурения. О невероятно тяжелой, неблагородной и очень скучной на первый взгляд работе этих мужичков-офицеров «семерки» — рассказывать нужно отдельно и долго… [4]
4
В случае читательского интереса к работе сотрудников «семерки» отсылаем к художественной трилогии А. Константинова «Наружное наблюдение».
…И все-таки — метро!.. Уже через пару минут лента эскалатора неторопливо влекла барышню вниз. Лена выглядела усталой, безучастной, под глазами лежали синеватые, старящие ее тени. Тяжелое это дело — торговать бухлом двадцать четыре часа в сутки. Петрухин подумал, что в вагоне Таранущенко может уснуть, но этого не случилось. Может быть, только потому, что свободных сидячих мест в вагоне не было. Барышня встала у дверей, прикрыла глаза. Веки ее слегка подрагивали…
— …Направление «Черная речка». Сейчас будет посадка. Начинай травить по малу в сторону центра, — получил по мобильнику краткую установку Купцов.
— Понял тебя. Начинаю травить…
Леонид запустил мотор, вывернул на Коломяжский проспект и начал движение на юг, выстраивая маршрут таким образом, чтобы тот пролегал в максимальной близости к станциям «синей» ветки метро, по которой сейчас ехала Лена. Особо не гнал. Но не оттого, что погода дрянь (а «чайники» в непогоду «текут» особо), а потому что в любой момент Петрухин мог выйти в эфир и объявить о подъеме на поверхность.
Купцов чувствовал сейчас небывалый опьяняющий азарт и прилив сил. Вообще, за последние несколько дней — дней охоты на Сашу Матвеева, Леонид словно бы надышался свежим воздухом, от чего слегка кружилась голова. Это было классное ощущение. Но! Оно же было и… неправильным. Потому что обольщаться в его нынешнем состоянии не стоило. Пройдет день, два, три — и все закончится. Купцову придется вернуться в прежнее состояние «бомбера» и развозить по адресам — э-эх! кабы одних только красивых женщин! — ан нет, в основной массе своей все ж таки всякую… дрянь человеческую.
Леонид не гнал еще и потому, что был почти стопроцентно уверен — Петрухин барышню не потеряет, доведет аккурат до адреса. А большего на данном этапе и не требовалось. Хотя, судя по тому, какой увесистый баул с утра был загружен в салон, настроен был Дмитрий весьма решительно. Да что баул — Петрухин приволок в микроавтобус даже два старых невесть где раздобытых шезлонга! Словом, устроил из тачки подобие передвижного наблюдательного, он же командно-штабной, пункта.
На «Сенной площади» Таранущенко вышла из вагона. Петрухин и мужичок в плаще, ехавшие в соседних, вышли следом. Дмитрий приблизился к мужичку, незаметно передал ему купюру. Негромко сказал:
— Спасибо, Валерий Иваныч. Дальше я сам.
— Справитесь, Дима?
— Груз легкий, Иваныч. Донесу… Спасибо тебе.
— Ну смотри… Понадобится помощь — звони…
На выходе из метро они рассталась. От павильона станции Лена пошла пешком, и Петрухин «потащил объекта» по Садовой самостоятельно. А Валерий Иванович профессионально выцепил взглядом кафешку «24 часа», куда, спасаясь от дождя, и нырнул. Здесь, в теплом прокуренном полумраке, он взял сто граммов водки, пиво и бутерброд. Денежка, которую отсчитал ему Петрухин, значительно превышала пенсию ветерана МВД и досталась Валерию Ивановичу, как он сам считал, даром…
Лена шла по Садовой. Не оглядывалась. С чего бы ей оглядываться? Откуда ей было знать, что следом за ней идет мужик, а откуда-то, со стороны Невы, навстречу катит другой. Этих двоих она не знала и не хотела знать. Хотя они, тем не менее, уже плотно и без спросу влезли в ее жизнь.
Дождь шелестел по синтетическому грибку зонта, усталая женщина спешила к любимому человеку. Он был убийца, законченный циник. Негодяй. Но и этого Таранущенко не знала. Для нее он был ласковым, нежным и щедрым. Он был ХОРОШИЙ. Добрый и сильный. Настоящий мужчина. Их роман начался совсем недавно, но Лена уже успела влюбиться. Она потеряла голову. Она совершенно потеряла голову и втайне надеялась, что «роман» перейдет в нечто большее…