Кудинкин философски рассудил, что это судьба: раз в жизни собрался подхалтурить, а ночь все равно кончается притоном с наркотиками. Накрыть его было прямой обязанностью оперативника из УБНОНа.

Пробарабанив условные «Подмосковные вечера», Кудинкин ворвался к Лидии в комнату, плюхнулся на застонавшую пружинами кровать и сразу же прилип к ночному прицелу.

— Слева на площадке иномарка, видишь? — подсказала Лидия. — Вообще-то здравствуй.

— Ага, здравствуй… Вижу, двое сидят. — Кудинкин оторвался от глазка и взглянул поверх прицела. — А так не вижу, стекла отсвечивают… Здоровская штучка. Одолжишь потом, если понадобится?

— Подарю, — пообещала Лидия. — Я на медведя идти не собираюсь, зачем мне прицел?

Минут пять Кудинкин молча сопел, припав к глазку, а потом разочарованно сказал:

— Ничего не делают, просто сидят.

— Они уже укололись. Видишь, у колеса шприц валяется?

— Вроде вижу… Совсем обнаглели, где ширяются, там и бросают, — проворчал Кудинкин. — Лид, понаблюдай пока.

Он сковырнул ботинки и растянулся на кровати. Лидия села к нему в ноги, потому что больше сесть было некуда, и бегло взглянула в прицел. Смутные фигуры за ветровым стеклом иномарки не двигались.

— Какой им смысл колоться прямо на стоянке? — спросила Лидия. — Отоварились и ехали бы домой. У нас же за наркоманию не судят.

— Ну, во-первых, когда у наркомана ломка, он минуты лишней не протерпит. А во-вторых, смысл самый прямой. Так он ширнулся и поехал чистенький. А если бы положил дозу в карман, это уже было бы хранение, а за хранение судят. Отъехал бы на метр — перевозка, за перевозку тоже судят.

— За одну дозу?! — удивилась Лидия.

— А ты думаешь, уличные торговцы разносят наркоту килограммами? Ты попробуй его хоть с одной дозой задержать. Он сунет героин в какую-нибудь банку из-под пива и бросит в урну или прилепит пакетик жвачкой к скамейке, а потом стоит, денежки у наркош собирает и командует: «Иди сам достань там-то и там-то». И ничего не докажешь!

Из выхлопной трубы иномарки закурился дымок.

— Уезжают, — сказала Лидия. Иномарка неуверенно выехала со стоянки и поползла по дороге, болтаясь от тротуара к тротуару.

— Ну дают, ну дают! — Кудинкин вскочил с кровати. — Под кайфом за рулем! Лид, ты номер записала?

Лидия раскрыла на подоконнике записную книжку. Она писала на ощупь; света, падавшего с улицы, хватало, только чтобы не залезть за край страницы.

— Не видно ничего, — поломав над книжкой глаза, сказал Кудинкин. — Ты так не помнишь, какая это машина по счету?

— Шестая или седьмая. И еще штук десять просто заехали в гараж.

Кудинкин упоенно взвизгнул.

— Чтоб мне сдохнуть, Лид, попадем мы с тобой в приказ по городу. Может, и медальку схватишь… Еще один едет!

По блестящей от наледи освещенной дороге неслышно пронеслась машина с выключенными фарами, свернула к гаражам, в тень, и ее не стало видно.

— Это не за наркотиками, — сказала Лидия. — За наркотиками подъезжают на стоянку.

В черной линии гаражей синюшно засветился прямоугольник ворот, машина въехала, и свет погас.

Смотревший в прицел Кудинкин чертыхнулся.

— Номер я не заметил. Просто забыл… Ну конспираторы! Во дворе ни одной лампочки, заезжают без фар. Лид, они все время так?

— Да нет. У них на крыше прожектор. Иногда включают, иногда не включают… Кирилл, что ты собираешься делать?

— Соберу всю отвагу, какая ни есть в моем мужественном сердце, и позвоню начальству. А начальство меня обматерит. Вообще, лучше бы подождать до завтра. Приехали бы честь честью с ОМОНом… Они же не последнюю ночь здесь торгуют.

— А вдруг у них в гараже Колька? Он, может, не доживет до завтра, — умоляюще сказала Лидия.

Кудинкин заглянул ей в лицо, хотя вряд ли мог что-нибудь разглядеть в темноте, и сказал:

— Ну хорошо, только дождемся следующей машины. Я хочу посмотреть с самого начала: как передают наркоту, как расплачиваются. А то что я скажу: «Видел, как машина постояла у гаража и уехала, вызывайте группу захвата»?

Стали ждать следующей машины с наркоманами, но, как назло, приезжали случайные автолюбители, ремонтироваться. На крыше гаража вспыхивал прожектор, к машине выходил кто-нибудь из мальчиков Гусейна и подолгу разговаривал с владельцем, загонял машину в бокс и опять разговаривал, то показывая что-то в открытом моторе, то залезая под машину. Ворота бокса оставались распахнутыми.