Шрифт:
– Бедненький! Я звонила – не слышал?
– Там была громкая музыка.
– В парке?
– Да.
Он прошел в ванную.
Душно в квартире. Тесно и душно. За окном льет дождь, закончились выходные, а впереди пять будних дней и игры с Виктором Моисеевым.
Глава 4
Борясь с меланхолией понедельника, он просматривал скучный договор о тридцати страницах, а мысли то и дело съезжали в сторону. Вспомнились то дача, то дождь в парке. Дача – чаще. Он снова был там – как на спектакле. Снегирев пил водку, пьяно ругался, и так хотелось дать ему в морду, что пальцы сами сжимались в кулак как перед дракой. Напротив, он не мог, как ни старался, воскресить чувства, пережитые вечером в парке. Он помнил, как это было, и видел картинку, но эмоции, всякий раз оказываясь вне фокуса, не поддавались.
Он посмотрел на часы. Девять тридцать. В девять пятнадцать приходит Оксана с графиком встреч на день, но ее еще не было. «Странно», – подумал он, и тут же раздался звонок.
«Gorbatenko Larisa» – увидел он на дисплее.
Отдел кадров.
Он нажал клавишу громкой связи:
– Да.
– Доброе утро, Александр Александрович.
– Доброе.
– Александр Александрович, вы в курсе, что Оксана хочет уволиться?
Секундная пауза.
– Нет.
– Пришла с заявлением. Я спросила, в чем дело, но она не сказала.
Он спит? Видит дурной сон?
– Ладно. Я разберусь.
Он сразу набрал Оксану.
– Александр Александрович, доброе утро, – сказала она. – Иду. Простите, я задержалась.
– Доброе утро.
Через минуту она вошла.
Выглядела она неважно.
Бледная кожа, припухшие веки, темные круги под глазами. Ее взгляд, обычно живой и блестящий, в эту минуту был тускл и потерян в пространстве. Она была не здесь, а где-то в себе, там, куда не заглянешь, пока тебе не откроют. Она была собрана, шла твердо и прямо, даже слишком твердо и прямо, и несла лист с графиком встреч.
Приблизившись и стараясь не встретиться взглядом с шефом, она села в кресло и аккуратно, как-то чересчур аккуратно, положила график на стол. Белый лист на темное дерево.
Согласно утреннему ритуалу он должен был взять график, взглянуть на него, при необходимости внести коррективы – но вместо этого, оставив его без внимания, он спросил:
– Что случилось? Мне звонили из кадров.
Она опустила голову.
– Я увольняюсь, – едва слышно сказала она.
– Почему?
Пауза.
– Будет лучше, если ты скажешь и мы подумаем, что с этим делать. Зарплата? – он смотрел на нее, улавливая реакцию.
«Нет», – покачала она головой.
– Работа не нравится?
– Нравится.
– Что в таком случае?
Он спрашивал мягко, без лишних начальственных ноток.
Она смотрела в сторону, на шкаф с тонированными стеклянными дверцами. Полки ломились от хлама. Бутылки с элитным спиртным, награды с ярмарок, конкурсов, выставок; тысячи подарков и сувениров, в том числе семь или восемь охотничьих ножей, сабля и пионерский горн, – все это копилось годами и не использовалось. Шкаф мог бы претендовать на звание самого бесполезного шкафа в мире.
– Если дело не в работе и не в зарплате, то в чем?
Оксана молчала.
– С кем-то поссорилась? – спросил он. – С Ольгой?
Кажется, он попал в точку.
– Пожалуйста, больше не спрашивайте, – сказала она твердо.
Он взял паузу:
– Ладно, как знаешь. Подумай еще, не спеши понапрасну. Договорились?
– Да.
Она встала и вышла.
«Девушки в приемной поцапались, – решил он. – Оля бесится и ревнует».
Он не додумал мысль.
Вновь зазвонил телефон.
«Moiseev Viktor», – увидел он на дисплее.
«На ловца и зверь бежит», – подумал он.
Он не включил громкую связь, а взял трубку. Они общались без громкой связи – как равный с равным, по негласному правилу, установленному между ними.
– Привет.
– Привет.
– Зайду?
– Да.
Не прошло и минуты, как Виктор открыл дверь. Бодрый, свежий и энергичный, он не был похож на человека, страдающего синдромом первого дня длинной рабочей недели.
Они пожали друг другу руки.
– Привет.
– Привет.
Беспалов, кажется, переусердствовал: что-то хрустнуло в пальцах у Виктора, но тот не подал виду, хотя вряд ли ему было приятно.
– Выпьем кофе? – предложил Виктор.
– Можно.
Они прошли в комнату отдыха. Беспалов нажал клавишу на телефоне:
– Оля, сделай нам, пожалуйста, кофе.
– Да, Александр Александрович, – из динамика раздался голос Ольги. По ее голосу чувствовалось, что она, мягко сказать, удивилась и старается это скрыть.