Шрифт:
КЛЕРК
«Не бери!»
«А вот сейчас и возьму».
«Нельзя, говорю».
«Сейчас и украду».
«Не смей».
«Даже вот так здесь под ложечкой сосет! Сил нет, украсть хочется!»
«Да у тебя рука не поднимется».
Посмотрел на свою руку: холеная, гладкая кисть с редкими веснушками, бледный маникюр, пальцы вот коротковаты. «Поднимается», — думает. Главное, исключительной честности человек. Среди банкнот, бланков, компьютеров постоянно. Что стоит самому себе авизо изготовить и себе же самому выдать. В банке работает.
Язву нажил как дважды два. Попробуйте каждый день с собой сражаться. И каждый раз себя побеждать.
УБИЙЦА
Убил сожительницу кухонным ножом. Ввалилась милиция: сидит на стуле, руки висят, как не свои, башмаки, знаете, такие рабочие бутсы, в крови мокнут, ничегошеньки не помнит.
Стали брать, сопротивляется, не дается:
— Как же я без Нины Васильевны? Как же я без Нины Васильевны?
— Да вот она, твоя Нина Васильевна, под столом лежит.
— Это не она, не она. Соседку подложили.
— Она, она, сам и зарезал, глаза налил. Вспомни, как было дело. Небось она побежала, а ты ее — в спину да не раз. У, зверюга!
Сразу обмяк.
Так его и показали в «Новостях» по третьей программе: лицо красно-оранжевое, брюки слепо-синие. И весь-то набух — и лицо и руки. Как переспелый, помятый плод. Благожелательный голос ведущего между тем рассказывает:
— Сергей Иванович, бомж, убил сожительницу кухонным ножом…
ЧЕСТНЫЙ КОММУНИСТ
Умер подполковник в отставке, пенсионер. Похоронили. Родные и друзья, немолодые уже, утомились, с облегчением расселись за домашним столом помянуть. Поросль тут же суетится, тарелки разносит, бутылки ставит.
Друзья вспоминают, какой хороший был, стараются изо всех сил, будто покойный может их услышать и словечко там замолвить. Будто сами туда собираются. Странно. Атмосфера такая, нереальная.
Поднялся один, беловислоусый и уже краснорожий от выпитого, и провозгласил, торжествуя:
— Светлая память ему на том и на этом свете, честный коммунист был.
Честный человек, понятно. А честный коммунист — что это такое? И как это может помочь ему на том свете?
И увидел я мысленным взором иконку в углу. Такое лицо, немолодое, но гладкое, решительное и внушающее доверие, над невнятной лысинкой светлый нимб. И надпись красная старыми буквами:
ЧЕСТНЫЙ КОММУНИСТЪ
ПЕТЕРБУРЖЕЦ
На службе часто выходил из себя. И шел в раздражении, быстро, подняв острые плечи, по обыкновению, сутулясь, по высокому коридору, по мраморной лестнице, со встречными не здоровался, молча принимал пальто у швейцара — и на холод или под дождь. Ходил и дышал мокрым и промозглым Петербургом, о чем думал?
Останавливал прохожих и говорил:
— Вы слышали? Лично я вне себя.
Да они и сами видели: какой-то он на себя не похожий. Снова что-то произошло. Видимо, опять из себя вышел.
Но от себя не уйти. Где-нибудь в кафе на углу Литейного или у метро после нескольких часов блужданий неожиданно встречал себя, нахохлившегося, ожидающего, обиженного.
Входил, как в собственную квартиру, прямо в пальто, в шляпе, с зонтиком. И сразу успокаивался.
— Фу! Наконец-то пришел в себя.
ЗАБЫВЧИВЫЙ
Пришел в гости, журнал принести обещал — дома забыл. Неудобно.
Вернулся домой, провел по голове рукой: голая. В гостях кепку оставил. Досадно.
Но у кого кепку оставил? Кому журнал обещал? Не помнит, и все. И ведь не в первый раз с ним такое.
Листал, листал телефонную книгу — нашел, вспомнил, кому журнал обещал. Позвонил.
— Как хорошо, — говорят, — что вы позвонили. Вы у нас свою кепку оставили.
— А я думал, я вам журнал принести обещал. — И трубку положил.
Звонят вскоре.
— Это нам вы журнал принести обещали. И позабыли.
— Извините, — говорит, — я думал, я у вас кепку забыл.
— И кепку, — говорят, — тоже у нас.
— И журнал и кепку у вас забыл? Быть этого не может.
Однако пришел туда снова.
— Спасибо, — говорит, — за кепку. А журнала я что-то не вижу.
— Какой журнал? — говорят.
— А который я у вас в прошлый раз забыл.
— Наоборот, — вы нам только пообещали журнал принести.