Я вспомнила Диану Александровну. Мой последний визит. Не могу поверить, что я была там в последний раз, что я больше не сяду на мягкое кресло, к которому так привыкла. Что больше не услышу этих вопросов, которые Диана Александровна задавала мне на каждом приеме, что больше не увижу пейзажа хвойного леса, который я наблюдала за окном.

Одна слезинка все-таки пробилась, несмотря на все упорства.

Я услышала звук открывающейся двери. Я лежала спиной к ней, и не знала, кто это. Если это отец, то он точно меня спокойно выслушает. Я почувствовала колебание кровати, когда этот кто-то сел рядом со мной. Я затаила дыхание в надежде, что боль не пробьет снова.

– Милая, если ты хочешь поговорить, я могу тебя выслушать, - прошептал мне над ухом мой отец. Все-таки мои молитвы были услышаны. Я действительно хотела поговорить, а мама точно спокойно не выслушает то, что я хочу сказать. Сейчас ее надо успокаивать.

– Сделай так, чтобы мама не побеспокоила Диану Александровну, - в первую очередь попросила я.
– Она ни в чем не виновата.

– Я знаю. Мама просто за тебя переживает. И ты сама прекрасно знаешь, почему.

Конечно, знаю. До меня мама не могла выносить ни одного ребенка. Выкидыш в первый триместр, и все начиналось заново. И только я оказалась такой сильной и смогла выдержать восемь месяцев. Несмотря на тяжелую беременность и роды, я родилась полностью здоровой. Все в роддоме звали меня чудо-ребенком и сулили мне особенную жизнь. Даже не могу представить, как мама страдала, когда узнала, что я попала под так называемый "бум психиатрии", когда во всем мире резко увеличилось число психиатрических расстройств. Как можно осуждать мать, которая наблюдает, как угасает ее единственный ребенок, которого она с таким трудом получила?

Мне стразу стало стыдно за тот инцидент с телефоном. Даже не знаю, что на меня нашло. Как же мне сейчас хочется ее утешить, дать хоть какую-то надежду, чтобы она грезила ею, пока я не умру. И тут я вспомнила о том, что посоветовал мне мой психотерапевт.

– Пап, - второпях, начала я, не в силах больше держать все в себе.
– Диана Александровна кое-что мне сказала перед моим уходом.

– И что же?

Я молчала. Думала, стоит ли вообще начинать этот разговор. Меня одолевал страх, который родился из неопределенности. Какое бы я решение не приняла, я буду сомневаться, правильно ли я поступаю. А вдруг это будет моей ошибкой? Вдруг станет только хуже? И не только мне. За каждым решением есть риск нежелательных последствий. Как я могу уверенно принять решение, зная об этом.

– Не молчи. Ты же знаешь, что я все пойму.

Это точно. Если мне нужно о чем-то поговорить, лучше идти к папе. Я надеюсь, что он поможет перевесить чашу весов на верное решение.

– В общем.... Она выдвинула одну гипотезу, которая, как по ее мнению, может мне помочь.

Его глаза заблестели, и сразу появилась легкая улыбка.

– Но это же хорошо. Почему ты так грустишь?

Как тут не грустить? Как представлю себя в самолете, меня тут же в дрожь бросает. Я тут же почувствовала, как покрылась мурашками.

– Тише, Арина, - прошептал он, приложив ладонь к моей щеке.
– Неужели, все так плохо?

– Да, - сразу ответила я, сдерживая свои слезы.
– Все очень плохо, - он взял чистую салфетку, чтобы вытереть мои слезы.
– Передо мной никогда такой сложный выбор не стоял.

– Скажи, какой. Может, тебе станет легче, поговорив об этом?

Я попыталась сама подняться, не смотря на боль, чтобы нормально поговорить с отцом, но он сразу спохватился и приподнял меня сам, подложив подушку мне под спину.

– Она посоветовала мне полететь на самолете, - сказала я, когда отец только оторвал руки от подушки.

Не смотря на то, что я сказала это прямо и резко, он не очень был удивлен.

– Ты об этом уже знаешь?
– непонимающе спросила я.

– Я не разговаривал с твоим психотерапевтом, если ты об этом. Но мне эта идея пришла уже давно. Я не говорил тебе, потому что считал, что это тебя только напугает. Ты до сих пор маленькая девочка в моих глазах. И я помню, как ты бледнела при виде самолета в телевизоре. И я просто хотел, чтобы ты была счастливее. Я просто боялся сделать еще хуже.

– То есть ты все-таки считаешь, что лучше так поступить?

– Я не хочу тебя запутать. И не надо делать выбор, который все тебе советуют. Выбирай тот, который подсказывает тебе сердце. Прислушайся к нему, и сделай, как оно велит. А если проигнорируешь, оно никогда тебе этого не простит и будет тебе напоминать об этом каждый день.

Сердце? Оно молчит. Молчит уже многие годы. Оно бьется, но в нем нет жизни. Как же мне узнать, какой выбор для меня будет лучшим? Если я все оставлю, как есть, я всю жизнь буду жалеть о том, что не попыталась все исправить. Буду каждый день думать, что все могло бы быть иначе. И, самое главное, бояться. Бояться каждую секунду до конца своей жалкой жизни.

– Если тебе нужно подумать, - прервал молчание папа, - то я...

– Нет. Не нужно, - остановила я его, схватив его за предплечье.

Он послушался и ждал, когда я продолжу, но ничего не слышал в ответ. Мне всегда не хватало смелости для этого. Для каких-то пару слов. И меня всегда это бесило в себе.

– Я..., - глубоко вздохнув, произнесла я дрожащим голосом.
– Я хочу попытаться.

– Арина, ты хорошо подумала?
– спросил отец.

– Прошу, не надо. Мне и так дается это решение трудно. Не усложняй все.