– Я не хотел тебя обидеть… Но я бы побывал в Братстве, это правда, Братство – это такая современная сказка, легенда о Ривенделле: «мы далеко путешествовали и много видели, но места лучше этого так и не нашли. Здесь всего понемногу, если вы меня понимаете: и Шир, и Золотой Лес, и Гондор, и королевские дворцы, и гостиницы, и луга, и горы – всё смешано»… ты напиши книгу о Братстве, а я ее прочитаю всем, кому смогу – на ночь кому-нибудь вслух, из детей, стариков или слепых, – Маттиас иронизировал сам над собой, над своей благотворительностью, Дэмьен поражался этой их черте с отцом Декампом, будто они извинялись за то, что такие прекрасные, непохожие на других, большие, как Юпитер и Сатурн. – Ладно, мне надо бежать. Не уверен насчет сантехники. Если что-то сломается прямо в руках, беги к соседу ровно под тобой – Кори Финну; не стесняйся – даже если только в полотенце и пена мыльная на голове с прическу восьмидесятых; он молодой, поймет; строитель; как раз работает на стройке напротив, начальником одной из бригад; и всё знает про мелкие детали быта – у него инструменты есть, кусачки, зажимы, ключи газовые, отвертки все мыслимые и немыслимые…

И убежал; Дэмьен вышел на балкон смотреть, как Маттиас выходит из подъезда, как он идет, легкий, рыжеволосый, солнечный луч, осенний лист, сквозь рассвет – как все с ним здороваются в квартале, кто уже проснулся и живет – старичок с двумя таксами, цветочница, продавец открыток, первые подростки со скейтами, красивая девушка с бумажным пакетом из булочной; надо тоже купить себе еды, подумал мальчик, кинул взгляд на крыши, и спустился вниз; спросил старичка, где булочная, тот ласково ответил; продавец открыток еще только раскладывался, Дэмьен попросил продать ему одну открытку, на свой выбор или ту, что сверху в коробке – и продавец дал ему очень красивую, с фэнтезийным изображением Собора – звезды, запутавшиеся в шпилях, – но у Дэмьена не оказалось денег – вот тебе и купил открытку, и булок – «да возьмите так, потом занесете…» – Дэмьен растрогался; шел и думал – вот где-то там наверху, на крыше, его роза, смотрит на один из самых старых европейских городов и ждет его; а очередная открытка для Тео греет карман, как будто он под ручку с бабушкой идет, и вместе им тепло – даже жарко… Кофе или чая хотелось ужасно, и есть тоже, и Дэмьен пошел сразу в Собор – надеясь, что Маттиаса там нет, что он спит, наконец, чтобы Дэмьен перестал действительно думать, что Маттиас ангел – что он всё-таки чуть-чуть человек; в Соборе был отец Амеди, он очень обрадовался Дэмьену; они попили кофе с бутербродами – отец Амеди был король бутербродов – у него была бутербродница, и они намастерили что-то фантастическое из белого хлеба, сыра, маленькой баночки консервированной кукурузы и гусиного паштета; потом пришел отец Валери, а Дэмьен поднялся к себе в библиотеку. Она была прекрасна – как его новая квартира, как его роза – совершенна: всё на своих местах – читальный зал – в центре – большой стол, круглый, с бархатной зеленой скатертью с золотой бахромой, на нем – последние журналы и новые книги – в том числе и его «Absolution» – отец Декамп настоял; и разные стулья-кресла кругом; занавески – ткань Дэмьен нашел в интернете, запищал от восторга – и отец Декамп дал добро, заказал – принт «письмо», черно-белые, с нервным чернильным почерком, и не бессмысленный набор слов, а настоящие стихи в оригинале – Уитмена, Рембо, Рильке – три вида: английский, французский, немецкий – «я на день рождения отрез с Рильке тебе лично подарю, припрятал, не знаю… халат себе сошьешь… или простыню…» – сказал отец Декамп, когда Дэмьен признался, что без ума от Рильке; шкафы сплошь по стенам: с коллекциями каталогов, марок, открыток, с журналами за этот год, с книгами за последние пять лет – и стол библиотекаря у входа с ноутбуком и свежеобитым креслом; в другие две комнаты они плотно-плотно поставили полки рядами под самый потолок, заказали лестниц; кое-что по-прежнему лежало в коробках – журналы, письма, дневники – но Дэмьен всё подписал, и, если что, даже незнакомый человек сориентируется, откуда что достать – такое тесное, громоздкое, не повернешься, если не худой, ужасно на самом деле, но пока по-другому никак, но свое королевство. Дэмьен понял, что вот теперь, с этой мансардой он и вправду счастлив – и пусть на нем вчерашний костюм и вчерашняя рубашка, и всю ночь без дезодоранта; свобода – часы уединения, которых он был лишен с самого Братства. Только он сел в кресло со вздохом, подремать, как в открытую дверь – в косяк – постучались: «Можно?» – это был маленький хрупкий немолодой человек в теплом свитере, сером, с белым воротничком рубашки поверх, в серых замшевых брюках, очень застенчивый – Дэмьен его вспомнил – кто-то из прихожан, он очень много помогал по библиотеке, но почти ни слова не произнес.

– Конечно. Сегодня библиотека официально открыта. Что-то хотите взять почитать? или здесь посидите, у нас журналы, газеты тут свежие…

– Спасибо. Я почитаю газеты с удовольствием. Как красиво стало, Вы такой молодец, приехали и за неделю все сделали. Невероятно. Никогда не видел такого.

– О, если б мне не помогали…

– Нет-нет. Всем помогают, но Вы прямо с утра до ночи здесь трудились, искали место каждой книжке. Можно записаться?

– Конечно! Нужно, – Дэмьен включил ноутбук и открыл программу. – Как Вас зовут?

– Эмиль Кестнер.

– Таак… а где проживаете? а то вдруг Вы ценную книжку утащите, а мы такие, библиотечная полиция, раз – и придем к Вам на чай…

– Здесь, в Соборе – пока.

Дэмьен напечатал, делая вид, что ничуть не удивлен – он понял, что это тот самый бухгалтер – и ему стало ужасно стыдно – девушки, которых он тоже принял за прихожанок, которые со смехом мыли полы и вешали занавески, – это «те самые», сбежавшие от Адольфи; а он им даже ни разу кофе не принес, и сэндвичей.

– Ну, отлично, значит, не придется Вас искать. Все, поздравляю, Вы первый официальный читатель библиотеки Собора. Надо придумать Вам приз.

– Да ну что Вы, месье Оуэн, какой приз… я скучаю по книгам, очень люблю читать. А девушки вот спрашивают, они, конечно, не такие чтобы прям любительницы чтения, но есть ли у вас журналы для девушек какие-нибудь, пусть даже старые? Или романы женские? А то скучно им, мы же из Собора не выходим.

– У нас в библиотеке нет, но я знаю, где их взять, и много. Скажите, пусть девушки приходят, я к вечеру постараюсь им раздобыть.

…Мадемуазель Кристен пришла с большущей сумкой на колесиках – дорогой, от «Луи Виттона» – «на багаже нельзя экономить» серьезно сказала она, оценив восхищение Дэмьена – в сумке лежали и журналы, и романы – классические и современные, мягкие и твердые, с дизайнерскими обложками и с обнимающимися полуголыми людьми в цветах – «зовите своих девчонок, открываем клуб сердечной терапии имени Барбары Картленд»; потом, запыхавшись от бега по лестницам, влетел отец Декамп и застал – солнечный день, такой яркий, что почти не видно ничего сначала – в таком ослепительно белом свете комната, как киноплощадка; все сидят вокруг стола, читают, едят яблоки; хотите яблоко, отец Декамп…

– У меня первые читатели, – лицо у Дэмьена пресчастливое, и вокруг стола сидят «девочки» с женскими романами, грызут ногти от сюжетных поворотов, замотанные в толстые кофты, холодно в Соборе, если жить; Эмиль посмотрел поверх газеты с улыбкой, подмигнул; и мадемуазель Кристен здесь, тоже читает – будто у себя в библиотеке ей уже неинтересно – такой уютной, плюшевой, цветочной – отец Декамп даже сейчас запах библиотечных комнат помнит, детского отдела, он туда всё детство пробегал, мечтал найти книгу как «Бесконечная история», чтобы делать что хочешь; влюбилась в Оуэна, никак иначе, он же и вправду будто земляничным вареньем обмазан, хорошенький такой, и умница, какого это – быть Дэмьеном Оуэном, весь мир как подарок – и отец Декамп ему тоже сразу простил пренебрежение, молодую бессердечность – не разбудить, не позвонить, не оставить записки…

Он проснулся от поцелуя Флавии – она лежала рядом на кровати, в нижнем белье, черном, кружевном, с красными латексными вставками – нижним бельем Флавии был, как всегда, тоже целый наряд – корсет – она носила два корсета – нижний как белье и верхний, на платьях, – пояс и чулки, подвязка, бархотка на шее – непременно – с драгоценным камнем или камеей антикварной – перчатки по локоть, туфли – красные лаковые, с черными каблуками – пеньюар со шлейфом, неизменный рубиновый перстень – как у него сапфировый – фамильные украшения, их носили в семье Декампов старший сын и его невеста; пахла она чудесно – чем-то ласковым, несмотря на агрессию нарядов – бисквитом, патокой, печеными яблоками – он помнил этот запах, иногда тосковал; на сонную секунду обнял ее по привычке, ямка на шее, длинные черные волосы по всей подушке, а потом подскочил, чуть не уронив ее с кровати. За окном было светло, часов одиннадцать утра, а ему на дежурство в Собор. Он проспал всё на свете. И Флавия – что она здесь делает?