— Как зовут?

— Михаил Петрович… фамилия неважно. Зовите — Миша, пожалуйста, товарищ полковник.

— Миша, если ты проторчал три года вместо двух, значит, был не очень хорошим, скажем так, солдатом. А?

Шофер пренебрежительно поморщился.

— Я был хуже всех. Промышлял наркотиками и спиртным. Вылезал за проволоку вокруг бараков, чтобы трахать местных девчонок. Чуть не стал дезертиром. Крал вещи у немцев, чтобы меня арестовала полиция. В ихней тюрьме мне было бы лучше. У КГБ есть секретные части для вылавливания дезертиров, таких, как я. Немецкая полиция подобрала меня однажды, передала нашей военной полиции, где меня лупили дай Бог! — Миша философски пожал плечами, прокашлялся и плюнул сквозь полуоткрытое окно. — Фрицы в восемьдесят девятом разрушили Берлинскую стену, но наши офицеры забыли сказать нам, что «холодная» война закончилась. Первое, что я сделал, это подстрелил американского солдата, который шнырял вокруг нашей базы. Никто не предупредил нас, что бывшие враги получили на то право в новой Германии. Так что почти все «свободные дни» после объединения Германии я провел в дисциплинарном батальоне, так называемом «дисбате», а попросту в тюремном блоке. — Миша крутанул рулевое колесо и немного расслабился. — Там выполнял всяческую работенку. Упражнялся часами, накачивал мускулы. Предупредили, что пристрелят, если попытаюсь убежать. Дерьма там изрядно наелся.

Поляков знал, как ненавидят солдаты свою армию за то, что она так скверно к ним относилась. Ему не нужно было напоминать.

— Они демобилизовали тебя после дисбата? — спросил Поляков.

— Фигушки. Отправили нас домой лишь три месяца назад, как скотов. У меня были военный билет, вещевой мешок, мерзкие воспоминания и восемьдесят германских марок, которые я получил, загнав свою фуражку и знаки отличия французским туристам на рынке в Карлхорсте. Четыре дня мы провели в поезде. Это называлось частичный вывод советских войск из прежней Восточной Германии. И когда я добрался назад, то обнаружил, что мои товарищи кто в тюряге, кто в бегах. Есть нечего, работы нет и дома нет, поскольку мои родители разошлись.

Поляков знал, что такая поломанная судьба ждала десятки, если не сотни тысяч солдат, возвращавшихся с закрываемых в Центральной Европе баз бывшей советской империи.

— Вот поэтому я и поступил на службу к генералу. Здесь всегда есть работа. Сгодилась моя военная подготовка. И платят хорошо. Куда лучше, чем работягам на заводе.

Миша свернул во двор морга, где в хаотическом беспорядке сгрудились машины «скорой помощи», милицейские «раковые шейки».

— Что здесь происходит? — крикнул Михаил шоферу «скорой», оказавшейся рядом.

— Еще одна перестрелка, — прокричал в ответ здоровяк в забрызганном кровью халате. — Кто-то из наших людей пострелял в ресторане, там не уплатили причитающиеся нам деньги. Это «Галакси», неподалеку от «Космоса».

Миша знал этот ресторан, находившийся под контролем «Братства», побывал там в составе первой группы боевиков, когда хозяин кабака пытался уклониться от «налога».

— Все пошло не так, как надо?

— Хозяин приготовился к их визиту, обзавелся своей охраной. Потягивали пивко и ждали в задней комнате. Как только зажигательная бомба влетела в окно, люди хозяина выскочили и открыли пальбу. Двое из них убиты, да шестеро наших.

Миша выскочил из кабины и бросился через двор к тележкам с носилками, которые вкатывали в морг для регистрации трупов. Поляков последовал туда же, наблюдая со стороны, как его шофер приподнял с какого-то тела рваную простыню. Миша застонал, повернул назад.

Кто-то вытащил Полякова из этой свалки. Он обернулся и увидел уставившиеся на него измученные глаза Марченко.

— Двое из них были друзьями Миши. Как и он, из десантных частей. Барсук завербовал их для меня одиннадцать недель назад. Они тогда работали инструкторами в одном из новых районов. Хорошие ребята. Дисциплинированные, храбрые, отменные стрелки. Жалко их. И Мишу.

— А кто в этом виноват? — спросил Поляков.

— Раджабов, — выдавил Марченко. — Он начал обрабатывать даже таких людей, как владелец «Галакси», который, как меня уверяли, находился под жестким контролем «Братства».

Поляков не помнил, чтобы видел когда-нибудь Марченко в таком виде: разбитый, постаревший. Он оттащил Полякова в сторону, подальше от стонов и воплей, от сумятицы.

— Вы уверены, что это Раджабов? — спросил Поляков.

— Я слышал о засаде, когда был в Центре. У меня есть контакты всюду, и я беседовал с одним из своих людей в милиции. Откровенно говоря, я не совсем понял, что произошло, когда он первый раз сообщил мне об этом. Но потом выяснилось, что у владельца «Галакси» есть сведения, будто мои люди намеревались подбросить ему зажигательную бомбу. Когда милиция час назад допрашивала владельца и поинтересовалась, каков именно был источник информации, ресторатор ответил: «Мне сказали узбеки»… Ха! В Москве множество узбеков — тысячи, может быть, десятки тысяч. Но те наверняка были люди Раджабова.

Марченко повел Полякова наверх, остановились у входа в его кабинет, где стояли два охранника.

— Если это правда, Виктор Петрович, откуда узбеки узнали о наших планах? — спросил Поляков, произнося «наших», «наши», но как-то неуверенно.

Марченко приказал охранникам пропустить Полякова. Но неожиданно провел его к туалетной комнате, находившейся через три двери. Пнув дверь ногой и нервно откусив кончик кубинской сигары, Марченко показал на потолок.

— Думаю, за нами ведется наблюдение. Полностью не уверен, но кто-то нас, кажется, подслушивает.

Марченко забыл о сигаре и только жевал ее откушенный кончик.

— Решение напасть на «Галакси» приняли в моем кабинете два дня назад. Барсук находился снаружи. Двое бойцов внутри, они докладывали, что некоторые из «клиентов» не платят положенных денег. Иные забывают платить под видом рассеянности, на самом же деле им просто трудно расстаться со своим бумажным мусором. Но владелец «Галакси» открыто отказался. Активно сопротивлялся. Мои люди уже разбили его машину, убили собаку, терроризовали жену и угрожали расправой с детьми. А он все равно уперся.