Шрифт:
Против законов математики возражений не возникло.
— Поэтому, товарищи, — продолжает Сталин, — запишем так: «за» — 33,34 процента голосов, «против» — 33,33 процента голосов при 33,33 процента воздержавшихся. Таким образом, предложение считается принятым…
— Товарищ Сталин, — Мессер строг. — Товарищ Сталин, она не может быть королевой!
— Почему?
— Она не тянет на королеву. Просто по комплекции не тянет. — Мессер показал Сталину, какими в его представлении бывают у королевы бедра и каков объем груди.
И Сталин согласился. В его представлении воплощением настоящей королевы была немка на русском троне, Екатерина. Сталин представлял ее женщиной с могучей грудью и столь же могучими бедрами. До своих сосков она, в сталинском понимании, могла дотянуться, но только самыми кончиками пальцев.
Претендентка на испанский престол этим стандартам не соответствует.
— Стандартам она не соответствует, — сокрушенно подвел итог Сталин, — и на королеву не тянет. Это ясно.
И вдруг нашелся:
— А на принцессу тянет?
Смутился Мессер. В его представлении, принцесса — маленькая, тоненькая, хрупкая, трепетная… Признать был вынужден: по комплекции на принцессу тянет.
— Во! — сказал Сталин. — Во! Для начала назначим принцессой. На королеву не тянет — и ничего, из кого же королевы происходят? Будем оптимистами, будем питать надежды, что со временем она разовьется в королеву. Товарищ Холованов, пишите.
А Холованов уж за огромным «Ундервудом», и уж бланк готов — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков). Центральный Комитет». В правом верхнем углу привычно и быстро отшлепал: «Совершенно секретно. Особая папка». Отбил и замер. Взгляд на Сталина: готов.
Сталин прошел по комнате, развернулся, остановился.
— Постановление ЦК, — продиктовал хрипло. — Центральный Комитет постановил… двоеточие… назначить испанской принцессой… скобку открыть… инфантой… скобку закрыть… запятая… наследницей испанского престола… Стрелецкую Анастасию Андреевну… запятая… агентурный псевдоним… тире… Жар-птица… точка…
7
Начальник спецпоезда Кабалава спешит на агентурную встречу. Порядок установлен строгий: если выставлен сигнал, значит, в десять вечера он должен быть в условленном месте. Место: пустой почтовый вагон в тупике среди сотен таких же вагонов. Там ждет его кто-то без имени, похожий на Пилсуд-ского. Он платит по двадцать пять рублей за встречу и требует о товарище Берии все. Буквально все: с кем встречался, с кем говорил, о чем говорил, сколько минут говорил.
И на весь персонал спецпоезда материал требует: у кого слабости какие, кому что требуется…
— Два дня назад товарищ Берия после работы был в поезде. С ним в машине был товарищ Завенягин. Они вошли в купе и говорили тридцать минут.
— Пан ошибся. Встреча продолжалась тридцать две минуты.
— Может быть. Вчера вечером сюда к товарищу Берии приезжал товарищ Серебрянский.
— Зачем?
— Не знаю.
— Что имел с собой?
— Портфель.
— Что в портфеле?
— Как мне знать?
— При тебе не открывал?
— Нет.
— А ведь пан врет. Пан Серебрянский открыл портфель в коридоре вагона. Так?
— Так.
— Вот что, пан Кабалава. Будешь врать — я тебя пану Берии сдам. Вот и папочка на пана. Зачем мне такой брехливый пан нужен?
Прикинул Кабалава: а ведь сдаст.
ГЛАВА 19
1
Здравствуйте, товарищ Стрелецкая.
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
— Я просмотрел все материалы, которые собраны на вас, включая фильм про расстрел. Главное в нашем деле — контроль. Я вам устроил контроль. Все испытания вы прошли. Вы хорошо себя вели… А Холованов хорошо расстреливал. Главное — стрелять рядом с головой, но не повредить слуховые нервы проверяемого. Обморок при контрольном расстреле для девушки вашего возраста, как мы теперь установили, — явление обычное. У вас был глубокий обморок, — и улыбнулся. — Надеюсь, вы не обижаетесь на меня за то, что я контролирую своих людей не совсем обычными способами.
И она улыбнулась:
— Я бы своих людей тоже контролировала… необычными способами.
Этот ответ явно понравился Сталину. Он этого не скрывает. Бывали в его жизни моменты, когда над всеми его качествами вдруг поднималась-искрилась человечность. В эти моменты он не играл роль и не обманывал собеседника, и собеседник это знал. Этими редкими моментами откровенной человеческой доброты Сталин мог заворожить любого. Хлеще всякого чародея.
И если бы Настя Жар-птица в этот момент получила приказ отдать жизнь за Сталина, она бы приказ выполнила, без мгновений на размышления. Он давно очаровал ее. Сейчас она просто смотрит в веселые озорные огоньки его лучистых глаз, она упивается счастьем быть с ним.