— Нормально! — отвечал герой. Да какой там герой. Герой — это из другой «оперы». Героем он себя действительно не чувствовал. Вот моржом — да. Моржом чувствовал. Молодым моржом, сильным, а может и тюленем или финвалом… В общем, был, как они все. И это было здорово.

И чувствовал себя интересно очень… Всё время к себе внимательно прислушивался, твёрдо зная, что вот сейчас именно… в этот момент, обязательно где-то должно заболеть, воспалиться — это точно. Но почему-то не находил — пока! — в себе такого явления. И вновь этому удивлялся: должно это где-то проявиться, должно!.. Ан, нет! Правда, внутри как-то непрерывно мелко-мелко потрясывало, будто стиральная машина на отжим включилась. Что-то с бешеной скоростью там где-то, глубоко-глубоко, в микроточке — в теле, душе? — билось, вращалось, вызывая приливы тепла из каких-то глубин, незамедлительно расходясь, как радиоволны, по всему телу, вызывая приятную истому. Внутри мелко потрясывало, но на внешней стороне, на физической оболочке, ничего такого-этакого заметно не было… Ну нырнул и нырнул, казалось… Делов-то!

Вернулись домой к Артуру. Татьяны, что странно, всё ещё не было, не приходила ещё.

— Вот, ведьма, Саныч! — то ли восхищённо, то ли укоризненно оценил действия супруги Артур. — Всю жизнь она так… Ну, чёртова баба! — Пригрозил. — Ни черта я первым звонит ей не буду. Пусть помучается! — и хохотнул победно.

Ладно-то ладно, но пришлось самим наводить порядок: мыть посуду, готовить ужин, и прочая… Снова потом почти всю ночь просидели за столом… Но водку не пили — разве только Артур не много, — вновь пели песни, разговаривали…

На этот раз разговорчивым был СанСаныч… И не только потому, что чувствовал себя, как заряженный огромный конденсатор, как лёгкий и могучий воздушный аэростат заполненный до отказа чудесным животворным составом, как, в общем, чувствовал себя давно когда-то, раньше… Когда на радостях рождения своего сына, Вовчика, выпил с другим своим товарищем, секретарём комсомольской организации, на двоих, тоже, кстати, сахалинцем, целую бутылку Рижского бальзама не разбавляя и без закуски… Не знал его энергетических ещё свойств, да и ничего другого уже не было… Всё до этого друзья уже съели и выпили, а жена, Татьяна, в роддоме ещё находилась. Вот и сейчас, как тогда, глаза у СанСаныча шесть на девять, сердце, как пламенный мотор, голова необычайно светлая, ни сна в глазу, и сила прёт… «Вот как купание бодро отрикошетило. Бодро, бодро… Пока!»

Долго ещё СанСаныч к себе прислушивался, вслушивался — как там, и что, но… Обошлось, кажется.

— Ты понимаешь, Артур, я, последнее время, как тот дурак, «…жлобам и жабам вставив клизму — плыву назло…» А куда плыву, кому назло?.. Себе, получается назло. Раньше, в начале перестройки, хорошо знал куда плыву. А теперь?! Голову ломаю — не могу понять — как мне быть! Все мои прошлые, более или менее состоявшиеся коммерческие проекты и какие-то достижения, сейчас, напрочь растворяются, исчезают, как дым, как туман.

— Как так? Не пойму. У тебя же фирма, — вскинулся Артур, морща лоб и играя бровями. Так он делал всякий раз, когда чем-то был крайне удивлён. — Я же знаю. Хорошая фирма, говорят, уважаемая… Это не я, это люди говорят. Я сам слыхал, не за горами чай живём, кое что и доходит…

— Да нет, Ара, все мои главные достижения ещё не исполнились, к сожалению, они в мечтах, в планах… Я только сейчас понимать стал, как много ещё в жизни хорошего можно сделать. Можно!! Вернее, нужно сделать, Артур. Нужно!

— Ну так и делай! Или кто мешает? У тебя хоть «крыша»-то хорошая, надёжная?

— Вот этого нет, Артур. Мне крыша не нужна. Я работаю честно.

— Как так без крыши? — Артур удивлённо замер, недоверчиво глядя на товарища. — До сих пор и без… Без этого же сейчас нигде нельзя, Саныч! Как же ты умудрился? Они же сожрут тебя! Рано или поздно, обязательно сожрут. Я тебе говорю. Жалко будет, Саныч. Ты ж не камикадзе какой! Зачем тебе это?

— Подавятся!

— Они? Подавятся? Да что ты, Саныч, никогда! Они же только на это и настроены… Да взять хоть бы у нас, ты погляди кто в области, кто в городе заправляет: одни болтуны и проходимцы. Я же вижу их, как облупленных. Они почти каждый вечер у нас в ресторане заполночь пьянствуют. Ты же не хуже меня знаешь, как проверить интеллект человека — помнишь, как мы с тобой когда-то заметили, — посмотри, понаблюдай за человеком, как он отдыхает в ресторане, в кабаке… Помнишь? Вот… Они же там, все, перед музыкантами, да официантами, как на ладони… Вечером — натуральные свиньи, даже хуже, а утром в областной администрации, по телевизору их вижу, в Думе они заседают. Смех!.. Не работают они там, а с похмела отдыхают… Кстати, хохма, Саныч. Ты знаешь, кого они в секретарши, да в помощники к себе берут? Кто лучше отсасывает… Да! Я тебе говорю! У меня соседка, Валька, сопля такая, два года как школу закончила, никуда не поступила, со школы ещё в подъезде минет парням делала. Аккуратненькая такая, но блядь и блядь. Я сколько раз это видел, заставал их, поздно же возвращаюсь, и подъезд маленький, да и мне она иной раз делала… Каюсь, по-пьяне грешил, бывало… Сейчас, не поверишь, помощник депутата она… Такая цаца! Двести метров — но на машине к подъезду возят… Представляешь! Я уже в кабаке отработал, домой пришёл, спать лёг, она только ещё подъезжает, — бабах дверями. Работа депутата значит закончилась. Я думал, всё, завязала девка — как-никак помощник депутата! — пригласил как-то днём к себе на кофеёк, проверить… нет, делает минет девка, ещё как делает, шум только стоит… Представляешь, кто нами правит! Тьфу, ёпт… расстроил ты меня. Как же так, Саныч, такое дело и без крыши… Будут палки в колёса тебе ставить, обязательно будут… Если не уже…

— Да нет, вроде. Но в том-то и проблема, друг, так хитро не мешают, что всё хотение дальше работать на нет сводят.

— Ну вот, я ж говорю: не в лоб, так измором возьмут…

— И люди вокруг меня, предприниматели, за это время сильно изменились или поменялись уж так — не пойму. Хитрые все стали, скользкие, корыстные… Когда мы начинали, честного слова достаточно было… Я так гордился этим! А теперь… Все друг-друга пытаются обмануть… пусть и на мелочи, но обмануть. Развести стараются, кинуть. Понимаешь?

— О, это я понимаю. У нас здесь так же. Я на выезде с ребятами три аншлаговых концерта отработал, ещё в прошлом году, так, представляешь, до сих пор мы деньги получить не можем… Завтраками всё — козлы! — кормят… Ну, мы ж с тобой сегодня были, слыхал ведь…

— Да, слыхал. Не пойму только — почему так легко люди поменялись…

— Они такими и были. Кстати, ещё одна хохма, Саныч, я заметил. Рассказать?

— Конечно, давай.

— У меня Танька, жена, — Артур на мгновенье поскучнел, видно было, что тема, как вступление, не очень ему приятна, но он переступил через себя, продолжил. — Ты не знаешь, дурью девка мается — в церковь ходит, ага! — Артур, как обычно прикрылся смешком. — Баптистка по жизни будто. Всякие их книги на ночь читает — представляешь! — в платочке ходит, молится. То — она не ест, это не ест, постится. На меня шипит, что я смеюсь или ругаю её.