По бульвару Клиши катили несколько омнибусов, почтенные домохозяйки обменивались неодобрительными взглядами с кокотками, истомленными после бурной ночи. Илер наклонился, поднял смятый номер «Отей-Лоншан» и положил в карман своего редингота. На бульваре Рошшуар он показал кулак Туту, мошеннику, который воровал собак: он всегда боялся, что тот покусится на Аристотеля, пса Рене Кадейлана. Вошел в будочную, купил батон для мадемуазель Самбатель и не смог отказать себе в возвышенном наслаждении — золотистом хрустящем круассане. Наконец он дошел до Часового тупика.

Припав к окну, Од Самбатель некоторое время наблюдала за ним, обеспокоенная, что он все не идет да не идет, поскольку этим утром он должен был доставить ей не только заказ у бакалейщицы, но и свежий батон. У нее слюнки текли в предвкушении чашечки кофе с зажаристой тартинкой.

— Ну что он там застрял? Я же видела, что он прошел под фонарем!

Илер осторожными шагами, не веря глазам своим, приближался к странному видению. То ли он утром цикорию перепил, то ли, правда, из подъезда соседнего дома торчат желтые ботинки. Но когда он подошел ближе к фонарю, видение окончательно обрело реальность. Сношенные подметки, потрескавшаяся кожа, облупившийся лак. Однако если бы только ботинки! Из ботинок торчали ноги в коричневых брюках, переходящие в торс, одетый в клетчатый пиджак. Тело лежало на плитке вестибюля, а шляпа дыней откатилась к стеклянной двери, за которой виднелась лестница. Странное место для сна вообще-то. Поддатый он, что ли? Так сразу не поймешь. Он лежал вполоборота. Лицо было закрыто рукой.

— Эй, мсье… Вам помочь? — едва слышно произнес Илер.

Потом нагнулся и заметил темный ручеек вокруг головы незнакомца.

Он бросил свою корзину, содержимое вывалилось на землю. Преодолевая тошноту, опустился на колени. Химический запах исходил от тела, пахло вроде бы каким-то дезинфицирующим средством. Сквозь эту вонь пробивался еще душок сладковато-приторный, который он тотчас же определил, едва отодвинул окоченевшую руку и обнаружил зияющую рану на горле.

— Кровь! Да его зарезали!

Первой реакцией Илера было бежать куда глаза глядят. Любопытство боролось в нем со страхом, позволило ему заметить, что в зловещей картине убийства присутствуют странно знакомые предметы. Поддельная миниатюра была прислонена к груди покойника. Рядом лежали три больших камня, завернутые в белую ткань, и клепсидра. Плюшевый крокодил и пакетик с зернами пшеницы и черным гравием венчали дело.

Илер напряг ноги, чтобы не завалиться назад. Сжимая батон как талисман, он с трудом поднялся. Этот пиджак в клетку он уже где-то видел. Где же, о господи?

Не сводя глаз с трупа, он медленно вышел в переулок. Колесики и шестеренки в его голове постепенно начали вращаться нормальным образом, к нему вернулась способность думать. Представителей власти он, конечно, терпеть не может. Но тут и думать нечего о том, чтобы сбежать, нужно предупредить легавых. А не станут ли они его подозревать? Да и неважно. Надо иметь сострадание к жертве. Порядочность. Долг. Все эти принципы, которые добрые сестры и кюре в приюте для беспризорных детей вбивали в его голову кувалдой, развеяли его сомнения. Но, единственно, Илер не хотел нести груз этого поступка в одиночку, в конце концов он только помощник бакалейщицы, которая гордится тем, что у нее закупаются два депутата. Вот пусть она и берет на себя эту неприятную миссию.

Мысли, роящиеся в его голове, отступили перед четкой картинкой. Он вспомнил. Это был брат-близнец того типа, который провожал Катрин Лувье до дома.

По-прежнему приникшая к своему окну Од Самбатель с ужасом увидела, как Илер Люнель очертя голову несется к бульвару, прижимая к груди батон так крепко, словно от этого зависела его жизнь.

— А как же мои покупки? — заорала она вслед.

Рено Клюзель полировал ногти, спрашивая себя о причине своего прихода в комиссариат XVIII округа. В этот утренний час он мог еще нежиться в постели, вместо того чтобы ерзать на жесткой деревянной скамейке. Накануне он попытался убедить родителей в правильности выбранного им жизненного пути. Отец слушал его вполуха, вертя в руках очки. Мать интересовали только манишка и галстук ее отпрыска, и пока он рассказывал ей о преимуществах журналистики, она по-своему поправляла это сложное сооружение. Безнадежно махнув рукой, он ушел в свою комнату и покинул ее на заре.

На что он надеялся, наблюдая в течение долгих часов за движением проституток и воришек? Неужели все это стоило стольких бессонных ночей? Он уже хотел было отказаться от своей идеи, когда хмурая дама в съехавшей набок шляпе и престарелый приказчик с пергаментным лицом, которого он уже видел у мадемуазель Самбатель, ворвались в узкий прокуренный коридор.

— Комиссара позовите, — отрывисто приказала дама.

— Господина комиссара нет в участке, я его секретарь, что вам угодно? — сонно пробормотал молодой человек с напомаженными волосами, клевавший носом за письменным столом.

— Боевая тревога! Безумец с крокодилом опять прирезал человека! А вам ведь платят за то, чтобы вы обеспечивали безопасность парижан, разве нет? — обрезала его дама.

Рено Клюзель обрадованно устремился к ней.

— Мадам, мое почтение! Что, в Часовом произошло еще одно преступление?

— В самую точку, молодой человек. Мой приказчик, вот этот вот самый, на него и напоролся. Ну давайте, Илер, рассказывайте, эти господа желают знать, что случилось. И отдайте уже мне этот батон!