Гувье открыл бумажник, достал десятифранковую купюру и вложил ее в ладонь Буржю.

— Ладно-ладно, хорошо, — сказал старик. — А это кто? — спросил он, показав подбородком на Жозефа.

— Это мой племянник, я хочу научить его азам своего ремесла, но поверь мне, Буржю, никто не может тягаться с тобой, Буржю, в умении ловко нарушить закон и уйти от ответственности.

Они попрощались с Буржю и поспешили покинуть пропахшее лекарствами кафе.

— Вы не будете допивать? — крикнул им вслед старик.

Не дождавшись ответа, он допил напитки за ними обоими.

— Ну, теперь ваша душенька довольна? Лина Дурути — та самая женщина, которую вы ищете с Виктором? — спросил Гувье.

— Несомненно, и я вам весьма признателен, теперь наше расследование получило солидную фактическую базу, — сказал Жозеф, стараясь скрыть свою неуверенность.

«Лина Дурути работала в Бисетре, мадам Ноле не соврала, ура. Но кто такая Лина Дурути? Шарлина, актриса, помешанная на декламации? И где она сейчас? Вот уж тайна, покрытая мраком!»

— Держите, — сказал он, протягивая другу десятифранковую купюру, компенсирующую его подарок Буржю.

— Не откажусь, это большая редкость. На самом деле, спасибо, что взяли на себя все расходы, даже лишние, и фиакр к тому же.

— Не за что. Приглашаю вас таким же образом отправиться в обратный путь.

— Охотно. Монтрёй у черта на куличках. Особенно, если шкандыбать туда на хромой ноге.

Жозеф мысленно составил список расходов и обещал себе половину стребовать с Виктора.

«А не то это расследование сделает меня банкротом!»

Кэндзи было ничто не мило. Никогда ему не было свойственно уныние, а тут оно его настигло. Круг тех, кого он любил, который создавал защитный слой между внешними опасностями и его внутренней жизнью, распался. Джина помчалась к бывшему мужу, стоило ему поманить ее пальцем. Виктора и Жозефа как ветром сдуло. Айрис и дети заняты своей жизнью. Таша тоже целиком загружена заботами о дочери и живописью. Хоть бы красотка мадемуазель Миранда как-то оценила его заигрывания! Или его прежняя симпатия, бывшая эрцгерцогиня Максимова, прежде более известная под именем Фифи Ба-Рен, вспомнила бы своего дорогого микадо [60] и появилась бы в поле зрения, чтобы его приласкать и утешить.

Что касается магазина, то тихая гавань, утешающая его в былые годы во всех бедах, внезапно превратилась в ужасно скучное место. Брошенный на письменном столе каталог покрывался толстым слоем пыли. Книги тосковали на полках, где их перебирала, хихикая, пара студентов из Школы мостов и дорог, пытаясь найти что-нибудь скабрезное, книги стопками грустили у прилавка; не было у них больше власти над душой своего владельца. Он раскаивался в своих поступках, сожалел, что вновь не отправился путешествовать, что сам себя сделал затворником в этих четырех стенах.

Даже неполная серия гравюр «53 станции дороги Токайдо» Утагавы Хиросигэ, купленная накануне в салоне Самюэля Бинга, не радовала его в должной мере. А как это приобретение осчастливило бы его всего неделю назад!

«Я не менее одинок, чем человек, попавший на необитаемый остров. Вот если я умру сейчас, сию же минуту, кого это озаботит? О, самоубийство, кстати, хорошая идея».

Он придумал на этот случай пословицу «Долгая жизнь — долгая мука» (аналогичную, правда, народной мудрости «Старость — не радость») и принялся фантазировать, каким же образом он сведет счеты с жизнью.

В разгар подобных мыслей появление в магазине «торговца достойной смертью» заставило Кэндзи вздрогнуть. Случайно ли так получилось или это мистический ответ на его вопрос, тайный зов, несущийся из мира мертвых?

Он враждебно молчал, зная наперед, что соплеменник явился, чтобы терзать его статистикой.

— Мори-сан, — прошелестел Ихиро Ватанабе, — я сознаю невежливость моего внезапного вторжения. Однако я чувствую, что не имею морального права скрывать от вас то, что меня гнетет. Я, совершенно непреднамеренно, явился свидетелем разговора между вашими сотрудниками. Они загадочным тоном рассуждали на тему некоей или некоего К. Лостанж и о необходимости съездить на бульвар Бурдон и бульвар Клиши. Выражение лиц у них было при этом заговорщицкое, это меня насторожило, поскольку, почитав парижские газеты, которые, кстати, я считаю средоточием всяческих мерзостей, я заметил, что это имя и эти топографические наименования встречаются в связи с серией убийств.

Кэндзи стиснул ему руку:

— Вы уверены в том, что мне сказали?

— Вы, кажется, хотите оскорбить меня, подвергая сомнению правдивость моих слов?

Кэндзи тряхнул головой. У него она еще сильнее закружилась, и он вынужден был сесть.

— Дайте слово, что это останется между нами. Их жизнь в опасности. Вот идиоты, они опять взялись за старое!

От волнения он говорил громче, чем ему хотелось бы. Двое студентов обернулись на него с недоумением.

— Что вам еще? Ну-ка дуйте в свой институт на лекции, а то глупости всякие выискиваете здесь, только время тратите!