— Мы оба были пьяны, — сказала Александра. — Нед уехал в Норвегию. Нас с тобой вместе звали в Голливуд — сняться в римейке «Унесенных ветром». Решили, что мы хорошо смотримся вместе. Шесть лет назад. Какой это был спектакль?

— «Сон в летнюю ночь», — подсказал Эрик. — Ты играла Титанию. Приглашения в Голливуд на дороге не валяются.

— Мы боялись, что нас отвергнут, — продолжала Александра, — поскольку продюсер настаивал на гетеросексуалах. Но в койке у нас все равно ничего не вышло, а на нет и суда нет. А Голливуд, как и следовало ожидать, больше о себе не напоминал. В моем случае — не в твоем. Но я бы предпочла, чтобы об этом случае не трубили на всех углах. Ты ведь никому не рассказывал, правда?

— Я? Рассказывать, как я осрамился? — воскликнул Эрик. — Зачем?

— Значит, ты рассказал, — заключила Александра.

— После тебя я попробовал с еще одной женщиной, — сказал Эрик. — И у нас получилось. Возможно, в разговоре с ней я упомянул о предыдущей попытке. Это было бы только по справедливости — ведь одно время мы с ней были очень близки духовно. Но точно не припомню — столько времени прошло…

— Кто она была?

— Из театра. Мелкая сошка — художница по макетам. Тебе не чета — ты сильная натура, а она робкое существо, тихая мышка без претензий. Внешность обыкновенная — с мужчиной не спутаешь, но ничего особенного. Но в итоге я понял, что ничего хорошего в такой жизни нет. Не гожусь я в натуралы. И тогда я вернулся к Петри.

— Как ее звали?

— Не помню, — сказал Эрик. — Столько лет прошло. Но в записной книжке ее фамилия стояла рядом с твоей.

Александра положила трубку и плюхнулась на резную дубовую скамью. Год изготовления — ок. 1670 г., слегка попорчена древоточцем, нуждается в специальной обработке. Теперь, когда Неда больше нет, эти заботы переходят к Александре. Они с Недом и так слишком много откладывали на потом. Александра вышла в сад. Окопник уже не спасти — сгнил безвозвратно. Несобранная черная смородина так и осталась на кустах, что не склевано, то раздавлено. Зеленые тли облепили розы, а черные мошки — все желтые цветы. «Где мне развеять прах Неда?» — спросила себя Александра. Считается, что прах содержит минералы, необходимые живым существам. В таком плодородном месте они пропадут зазря. Нужно найти какую-нибудь пустыню. Например, сад Вильны, где когда-то росло ореховое дерево, но его нелегально спилили, чтобы освободить место для собачьих будок; а почву испортили, когда разбирали старые стены и летела известняковая пыль. Той земле не повредит столовая ложка микстуры под названием «Нед». А сад «Коттеджа» придется покамест оставить на произвол судьбы. Где зелень, там и вредители. Все равно придет зима, и буйные заросли исчезнут, словно их и не бывало. Останутся лишь несколько бурых, вымокших насквозь кустов — слишком упрямых, чтобы погибнуть. Александра вернулась из сада в дом; но там царила какая-то враждебная атмосфера. Вероятно, из-за присутствия Хэмиша.

…Хэмиш вышел из кабинета в дурном настроении. Спросил, когда будет готов обед. Александра сказала, что ей лично пока не хочется есть. Консервированный суп — в шкафу, хлеб в хлебнице. Хэмиш спросил, все ли извещения о похоронах готовы. Александра сообщила, что дошла до буквы «У» в списке. Хэмиш сказал, что извещения нужно отнести на почту сегодня — позже рассылать их будет бессмысленно. Затем он попросил Александру выписать мистеру Лайтфуту чек на тысячу пятьсот фунтов. И добавил: раз уж стоимость похорон не зависит от количества присутствующих, нужно пригласить как можно больше народу.

— Чисто шотландский подход к делу, — сказала Александра, и Хэмиш прочел ей нотацию за этот шовинистический ответ, за потворство клеветническим мифам о шотландцах. Александра сказала, что, во-первых, пошутила, а во-вторых, подразумевала «старые добрые шотландские обычаи», и ничего презрительного в ее фразе нет.

Тут Хэмиш переключился с вопроса о лени Александры на ее эгоизм. Почему она не убедила Неда сходить к настоящему врачу? Александра ответила, что врачей Нед терпеть не мог.

— При взгляде на Неда любому наверняка было очевидно, — сказал Хэмиш, — что он серьезно болен, что его сердце сдает.

Александра сказала, что ничего такого не было заметно. Хэмиш отметил, что Дженни Линден, по крайней мере, проявила заботу о Неде — уговорила его сходить к целителю-экстрасенсу. Значит, хотя бы один человек знал, что здоровье Неда пошатнулось.

— Впервые обо всем этом слышу, — отрезала Александра. А затем поинтересовалась, почему Хэмиш взял привычку наводить справки не у нее, а у Дженни Линден. Хэмиш заявил, что Александра с ним чересчур резка. Александра сказала, что это подсознательная проекция — он обвиняет других в том, чем грешит сам.

По такому сценарию развивались и ее ссоры с Недом — случавшиеся весьма редко — до той минуты, пока ее или его не разбирал смех, и злые чары рассеивались. Вот и сейчас Александра расхохоталась, но Хэмиш остался мрачен.

— Рад, что вас это смешит, — сказал он. И начал объяснять, что после выплаты тысячи пятисот фунтов за похороны на общем банковском счету Александры и Неда не останется ничего; ситуация катастрофическая. Также Хэмиш заметил, что вправе общаться с Дженни Линден, раз уж Александра общается с Эриком Стенстромом. И признался, что случайно подслушал разговор по параллельному телефону.

— Раз так, то вы удостоверились, что Стенстром — гей, — сказала Александра. — Нед отлично знал, какой он ориентации. Выбросьте из головы все эти грязные сплетни.

— Я сразу же положил трубку, — ответил Хэмиш. — Интимных разговоров я не подслушиваю. А Нед в своем письме называет Стенстрома бисексуалом. В этой связи Нед небезосновательно беспокоился о вашем и своем здоровье. Вероятно, эти переживания стали для него дополнительным источником стресса. Усугубляли депрессию.

Александра спросила, нельзя ли ей прочесть пресловутое письмо. Хэмиш решительно отказался, сославшись на проявленную ею агрессивность и враждебность.