Уэлдон Фэй
Шрифт:
Александра попросила Хэмиша хотя бы сообщить ей, когда было написано письмо — до премьеры «Кукольного дома»?
— Да, до премьеры, — сказал Хэмиш.
За сколько лет до премьеры? За год? За пять? За десять?
— За пять, — сказал Хэмиш. — Приблизительно.
Александра заявила, что Нед, как и весь театральный Лондон, знал, что Эрик Стенстром — убежденный гей и к тому же, вероятно, носитель ВИЧ, хотя сам Стенстром последнее отрицает.
Хэмиш сказал, что «гей» — слишком узкое, обманчивое определение: насколько он понимает, большинство геев, особенно в артистических кругах, на самом деле бисексуальны.
Александра сказала, что Нед вряд ли продолжал бы спать с женой, если бы подозревал ее в связи с геем — или бисексуалом, какая, собственно, разница? — который заражен ВИЧ, а, по собственному признанию, еще и герпесом.
Хэмиш сказал, что она, Александра, не спала с Недом с тех пор, как родила ребенка, — так ему сказала Дженни Линден. Александра сказала, что Дженни Линден выдает желаемое за действительное — на деле же было совсем наоборот.
— Вы хотите сказать, Нед сознательно ввел Дженни Линден в заблуждение? — вопросил Хэмиш. — Хотя, насколько я могу предположить теоретически, в подобных обстоятельствах мужчины часто говорят такое.
— Попытайтесь уяснить, — отрезала Александра, — что Дженни Линден просто все высасывает из пальца.
Внезапно Хэмиш опустился на стул и совершенно беспричинно заплакал. Казалось, он — точно колодец, который мало-помалу наполняется раздражением, пока оно не хлынет через край. Излив это раздражение, Хэмиш становится совсем другим человеком — и остается им, пока не восполнятся запасы злости. Александра начала утешать Хэмиша, почувствовав, что в этом — ее обязанность. Хэмиш склонил ей голову на плечо, точно маленький мальчик.
— Это все горе меня толкает… — проговорил он. — Я потерял брата. Теперь у меня вообще не осталось родных.
— У вас есть я, — сказала Александра сквозь зубы. Но Хэмиш стиснул ее теснее в своих объятиях, и на миг ей показалось, что это Нед, что Нед вернулся; почти шокирующая целеустремленность всех его прикосновений, чувство неизбежности. Нед, да не Нед. Это только Хэмиш. Александра ничего не почувствовала — только последний отзвук былого землетрясения, только призрак старой луны у новой на руках. Не то, совсем не то.
— Не надо! — воскликнула она. — Не надо! — и выскользнула из его объятий.
— Да ты же вечно наставляла рога Неду! — обиженно вскричал Хэмиш. Схватил ее за руку, потянул к себе. Он — Нед навыворот. Оборотная сторона медали. Недо-взрослый, недо-мужчина, недо-джентльмен. Щупает ее тело, щиплет — нет бы наброситься, овладеть. Не кусачий овод — а муха, ползущая по щеке. — С чего вдруг такая разборчивость? Может, хватит скорбящую вдову корчить? Я что же, не человек? Или ты только с кинозвездами спать согласна? Угадал? А я, значит, второго сорта? Избаловалась!
Александра оттолкнула Хэмиша — ничего другого ей не оставалось — упершись ладонью в его грудь. Лицо Хэмиша вновь сморщилось от рыданий.
— Не задалась у меня жизнь, — причитал он, — не задалась. Как мне ненавистен этот ваш дом. Брошу все и уеду в Эдинбург. Прости меня, ради бога. Я сам не знаю, что творю. Мне просто захотелось на минуточку стать Недом. Побыть с тобой, вернуть его с того света.
— Неда нет, — сказала она. Складно звучит. Точно название далекого города: «Неданет».
— Будь со мной поласковее, — сказал он. — Поласковее. А то пожалеешь…
Ну, сущий ребенок. Вернулся в те времена, когда Неду было двенадцать, а ему самому — десять. Александра скользнула по Хэмишу безразличным взглядом и отошла. И Хэмиш опять закрылся в кабинете, среди выстроенных им бумажных штабелей, еще недавно таких аккуратных, а теперь превратившихся в неряшливые кучи. Александра внезапно осознала, что их расположение вряд ли подвластно логике.
Александра поехала в морг. Уселась у тела Неда.
— Виноват ты передо мной или как? — спросила она его. — Зачем ты повез меня к Дженни Линден? Я так явственно помню этот визит — а ведь обычно такие вещи моментально забываются. Тот день врезался мне в память. Дженни слегка раскраснелась. Откупорила бутылку вина. Сказала своим писклявым голоском: «Давайте-ка откроем вот эту, случай подходящий». Это было «Бароло». Четко помню. Я еще удивилась: откуда у нее деньги на такое вино? Ну, Нед? Что скажешь?
Нед здесь — и одновременно не здесь. Ушел своей дорогой, продирается через лес, искупая все свои грехи. Теперь смысл сна стал понятен. То-то Нед не оглянулся. Интересно, Саша удастся в отца? Вот что самое страшное. Как не возненавидеть ребенка, если ненавидишь отца? Прикоснувшись к руке Неда, Александра почувствовала, что тело заметно отвердело: так и пышет холодом, отталкивает ее. Нед — метафора, постепенно обращающаяся во мрамор.