В следующий раз Бахрин позвонил только через несколько месяцев – на этот раз для того, чтобы обсудить детали своего предстоящего свидания с детьми. Мне показалось странным, что он звонит в первой половине дня, хотя отлично знает, что в это время ни Аддина, ни Шах не бывает дома, но в голосе Бахрина не было и следа обычной враждебности, поэтому я не стала выражать свое удивление вслух и тоже заговорила с ним приветливо. Мой бывший муж и дальше был настолько любезен, что я не узнавала его. Услышав, что дети в школе, он сказал, что с удовольствием поболтает и со мной, участливо расспросил о здоровье бабушки и выразил сожаление в связи с моим недавним выкидышем. Только гораздо позже, уже повесив трубку, я вспомнила, что никогда ничего не говорила ему ни о последней, ни о предыдущих беременностях. А в конце разговора Бахрин произнес слова, которые я всегда мечтала, но даже не надеялась услышать от него:

– Послушай, Ясмин… нет, извини, Жаклин, я бы очень хотел, чтобы мы могли относиться друг к другу как друзья. Давай ради детей забудем все, что было. Самое главное – чтобы они были счастливы. Как ты считаешь?

Я была так ошеломлена, что смогла издать только нечленораздельные утвердительные звуки. Новый сердечный тон Бахрина никак не связывался у меня в сознании с его знакомым образом.

– Я всегда этого хотела, Бахрин, – выговорила я наконец. – Конечно, мы должны помириться ради детей. И Ян тоже так считает.

– Ну и отлично. Значит, увидимся на следующей неделе. Пожалуйста, передай привет своей бабушке и Яну. До свидания, – сказал он и отсоединился.

Я осталась сидеть на стуле рядом с телефоном, растерянно глядя на трубку, которую все еще держала в руке. Неужели после всех этих лет, наполненных обидами, оскорблениями и мелкой местью, мой бывший муж повзрослел и осознал свою ответственность перед детьми?

Так и не поняв, что же случилось, я позвонила Яну, а потом Лилиан и слово в слово передала им весь наш разговор. Ян обрадовался и тут же сделал вывод, что Бахрин наконец-то научился думать о детях и вести себя цивилизованно. Реакция Лилиан оказалась примерно такой же, и она только устало вздохнула, когда я стала приставать к ней с вопросом: «Что же он задумал?» И все-таки я чувствовала неприятный холодок в груди еще долго после того, как вернула трубку на телефон. Но в тот момент у меня имелись заботы поважнее: через несколько часов пятнадцать детей должны были явиться к нам на день рождения Шах, и мне предстояло как-то доставить их всех в заведение под названием «Павильон смеха», где Шах захотела отпраздновать свое семилетие. Мы с Яном подарили ей большую Минни Маус – уже пару месяцев Шах очень прозрачно намекала, что жить не может без такой куклы. Увидев выражение ее лица сегодня утром, когда она развернула подарок, я поняла, что мы сделали верный выбор. Еще очень долго, вспоминая этот день, я буду благодарить судьбу за то, что успела устроить тогда такой чудесный праздник для Шах и разрешила Аддину пригласить на него своих лучших друзей.

Пятое июля 1992 года пришлось на воскресенье. В этот солнечный день все друзья и родственники пришли к нам, чтобы поздравить меня с днем рождения. Праздник продолжался до вечера, все смеялись и много шутили, а целая толпа возбужденных и сияющих детей носилась по дому и саду, играя в прятки. В этот день я снова почувствовала себя счастливой и твердо знала, что впереди меня ждет еще много таких дней, что у меня есть дети и друзья, успешная карьера, любящий муж и надежда, что рано или поздно родится новый ребенок и еще теснее свяжет нас друг с другом. Мою радость немного омрачало только то, что на следующий день должен был приехать Бахрин и забрать Аддина и Шах с собой в отель.

В понедельник утро началось с дождя и нытья детей, заявивших, что они совсем не хотят ехать со своим отцом в отель, а хотят вместе со Скай отправиться на ферму к родителям Яна и там провести все каникулы. Ян прочитал Аддину целую лекцию о том, как следует относиться к отцу, и запретил ему писать фломастером на ноге свой телефонный номер, что Аддин проделывал уже несколько лет подряд. Ян объяснил, что в этом совершенно нет необходимости, потому что детям не грозит никакая опасность, и им следует радоваться возможности повидаться с отцом и получше узнать его. Судя по лицу Аддина, он сильно сомневался в справедливости этих советов.

Отец приехал за ними сразу после полудня и опять поразил меня непривычной любезностью и добродушием. Он вежливо отказался от предложения Яна выпить чашку кофе и попросил разрешения воспользоваться телефоном, для того чтобы вызвать такси. Пока он набирал номер и разговаривал, Шах опять начала ныть, что не хочет ехать с абахом, а Аддин громко вторил ей. Бахрин стоял в дверях кухни, повернувшись к нам спиной, но я видела, как напряглась его шея и побелели костяшки пальцев, сжимающих телефонную трубку. Тогда я решила, что это вызвано поведением нашей собаки Макл, которая ранее приветствовала появление Бахрина громким сердитым лаем, а сейчас недоверчиво обнюхивала его ноги. Мой бывший муж терпеть не мог и боялся собак и в их присутствии всегда держался очень напряженно, а я с тайным удовольствием наблюдала за этой сценой и надеялась, что Бахрин заметит, с какой любовью и бесстрашием дети тормошат Макл. Для меня это было лишним подтверждением того, что они нормальные и естественные дети, совсем непохожие на своего отца. В жизни нашей семьи все время присутствовали животные – коровы, кролики, собаки, кошки, лошади и кенгуру, – и все дети дружно презирали тех, кто трусил в присутствии их любимцев. Сейчас, оглядываясь на тот день, я думаю, что Макл интуитивно чувствовала все, что случится дальше, и не могу простить себя, что отозвала ее, когда она с явно недружелюбными намерениями потянулась к ширинке Бахрина. Жаль, что я не позволила ей отхватить от него кусок или сразу вцепиться в горло. Вместо этого я приказала собаке лечь в углу, и оттуда она продолжала настороженно и враждебно следить за каждым движением моего бывшего мужа.

Помня о том, что теперь мы с Бахрином друзья, я предложила отвезти его с детьми в город. Я объяснила, что такси придется долго ждать, но не решилась упомянуть другую причину: мне казалось, что так детям будет немного легче смириться с неизбежным переселением в чужую среду. Бахрин пожал моему мужу руку, дети на прощанье расцеловались с Яном, а Шах, как обычно, бросилась ему на шею и громко объявила: «Я люблю тебя, папочка!» И она, и Аддин без всякого энтузиазма относились к перспективе провести со своим отцом целых два дня и, не стесняясь, давали это понять. Шах настояла на том, чтобы сбегать в свою комнату за Белянкой, пушистой игрушечной козочкой, которую Ян подарил ей на наше первое общее Рождество, а потом мы все, то есть Бахрин, Скай, Дрю, Аддин, Шах и я, уселись в наш большой красный внедорожник по прозвищу Арнольд.

В дороге мы с Бахрином общались друг с другом с преувеличенной и немного натянутой вежливостью, а я безуспешно пыталась найти какую-нибудь общую тему для беседы. Я заговорила о детях, их школьных успехах и увлечениях, но их отец не проявил к этому никакого интереса. Тогда, вспомнив, что он архитектор, я указала ему на любопытное здание – прекрасно отреставрированную старую церковь, в которой теперь размещалось успешное рекламное агентство. Реакция Бахрина поразила меня своей неприкрытой враждебностью.