–  Ее души хватит на всех.

–  По кусочку для каждого. Да она завтра и встать не сможет.

–  Но ведь та магичка, Люсинда, встала. И даже на экзамен поехала. А она куда слабее Лилит.

–  Вы вспомните, как она упала там, в саду, - посмотрел на них наследник.

–  В тот день она устала. А сегодня девочка только развлекалась.

–  Ага, наколдовав снег и поиграв с духом. Это кроме мелкого колдовства.

–  Что ты хочешь этим сказать? Чтобы мы ни трогали ее? Ты этого хочешь, наследник?

–  С чего ты это взял?

–  С того, что мы тебя знаем столько же, сколько и себя. И мысли, как вы уже заметили, у нас сходятся.

–  Сходятся?
– насмешливо посмотрел на теней он.

–  Неужели тебе так трудно признаться?

–  Ты ведь желаешь ее чуточку больше, чем мы. И не хочешь делить девочку с нами.

–  Не помню, чтобы я страдал эгоизмом. Вы бы заметили.

–  Прекрати!
– громко и очень уж яростно сказал один из них.

–  Что?
– удивился наследник.

–  Прекрати морочить нам голову.
– Он больно схватил его за плечи, отчего клыки сами собой вышли наружу.
– Если ты так хочешь ее, женись, это будет самое простое решение. Своей нерешительностью ты же не себя мучаешь, а нас. Это мы не знаем, как вести себя с ней, мы сбиты с толка. То, что ты влюблен в нее, для нас не секрет. Как и то, что мы все влюблены. Только как нам добиваться ее взаимности, если есть ты с твоим правом. Если ты решишь, она будет твоей. А если нет, то пусть сама выбирает, с кем ей быть.

–  А если я хочу, чтобы она сама выбрала?

–  А если выбор будет не в твою пользу?
– приподнял бровь другой.

–  Пускай. Тогда я хотя бы буду знать, что она счастлива.

–  Ты так уверен, что один из нас сделает ее счастливей, чем можешь ты?

–  Разве счастье в титуле? Что еще может отличить меня от вас?

–  Сердце. Ты не знал? Ты ведь действительно любишь ее так преданно, как не сможем мы. Может быть, именно это и имело в виду предсказание. Может, именно она тебе и нужна. Забирай ее. И больше чтобы мы не слышали от тебя таких речей. Никому не отдавай свою любовь.

–  Вы ведь отдаете, - растерялся демон, следя за своими уходящими друзьями.

–  Для нас это не так трагично, как было бы для тебя.

–  И у нас нет твоей возможности жениться на человеческой женщине.

–  И папочка не требовал нас выбрать из дочерей короля вольского. Вот тебе и решение.

–  Останься здесь и подумай о своем поведении, - блеснул глазами тень.

–  И не противно тебе все знать?
– усмехнулся наследник.

–  Не все. Это и обидно.

Он рассмеялся.

А когда друзья ушли, осторожно подошел к постели и сел на самый краешек, в ногах.

–  И как меня угораздило выбрать из целого мира тебя, мой ангел?

С утра меня мучили модистки. Ну и сестры конечно.

Дался им этот бал.

Но я дала слово и почти не баловалась, пока девочки и лучшие портнихи королевства издевались надо мной.

Ну, почти…

Только превратила какую-то тесемочку в руках модистки в симпатичную змейку. Откуда же мне было знать, что она их до смерти боится. А еще обратила все пришпиленные к заготовленной ткани будущего лифа бантики в замечательных, красивейших бабочек. Этого тоже никто не оценил. Меня даже не слушали, когда я предупредила всех, насколько не люблю бантики. Затем я принялась намагничивать иголки, заставляя их склеиваться.

Но мое отнюдь ни ангельское терпение закончилось, когда пришел парикмахер с помощниками и начал напяливать мне на голову целую коллекцию париков разного цвета и степени завивки.

Если, взглянув на себя разодетую в шикарное платье из шелка и шитья, я вдруг осознала, что не так уж и плоха, как думала, то белый, словно снег парик все испортил.

–  Я лучше пойду со своим вороньим гнездом, чем с этим василисковым.

А уж когда меня начали уверять, что это последний писк моды, я заметила - предсмертный, не иначе замочил ее кто за такое непотребство. А вот на уверения в том, что именно так одеваются при дворах первых государств континента и что вообще я ничего не понимаю в красоте и вкуса у меня нет, я согласилась и вспылила.

Ленты и кантики, тесемки и бантики, иголки и ножницы, расчески и шпилечки - все полетело в стороны. Я заткнула рот визжащей модистке куском ткани, связала другую, подзадорила ножницы погоняться за парикмахером, нахлобучив ему парик задом на перед.

В общем, развлекалась, хоть душу отвела. Не все же мне мучиться, стоя столбом и изображая из себя куклу.

Но потом активизировались камеристки, сестрички и Агриппа, призывающая меня к порядку, и мне ничего не оставалось делать, как бежать. Да поскорей, а то сестрички мои распрекрасные уже ленточек в руки понабрали, точно вязать бедную меня будут.