– Ну и что ты хочешь этим сказать?

– Ты знаешь, что вы с Малфоем в чём-то схожи. Ты знаешь, что это так, не правда ли? Так хотя бы не веди себя так, как будто не знаешь этого.

– Но ведь и ты его ненавидишь, Рон!
– прорычал Гарри.
– Или ты забыл?

– Конечно, я его ненавижу… И с трудом сдерживаю себя… Но если я позволю ему достать меня, так же как он достает тебя, тогда мы трое застрянем в таком дерьме, что потом сложно будет из него выбраться. Я пытаюсь сдерживаться, Гарри, действительно пытаюсь. Поэтому не надо делать вид, будто я ничего не делаю. Возможно, меня это беспокоит ещё больше, чем тебя.

– О чём это ты?

– О Гермионе. Пока ты одержим навязчивой идеей о Малфое, я стараюсь выяснить, что к чему, просто разговаривая с ней.

Гарри опустил взгляд. Глубоко вздохнув и потёр лоб рукавом.

– Возможно ты и прав, - выдохнул он.
– Как будто я не пытался вести с ней задушевных разговоров. Как будто, чёрт побери, есть возможность, что она будет говорить со мной об этом.

– Гермиона увидит, что ты пытаешься действовать разумно.

– Но как я могу заставить её увидеть это?

– Понятия не имею, - пожал плечами Рон.
– То есть, я думаю, она всё понимает. Как считаешь? В смысле, мы оба знаем, что если бы у тебя реально отсутствовала бы причина действовать подобным образом - никаких шансов на то, что она все еще разговаривала бы с тобой. С нами обоими, если быть точным.

– Думаешь, она… и в самом деле всё понимает?

– Надеюсь.

– Значит, действительно что-то происходит.

– Видимо так. Но мы ведь знали об этом.

Гарри снова потёр лоб, делая продолжительные и глубокие вздохи. Он снова уставился на огонь.

– Не думаю, что я смогу долго оставаться в стороне, Рон, - выдохнул он. – Зная, что что-то не так. И не имея понятия, что именно.

Рон согласно кивнул.

– Думаю... Думаю, ты прав, - промямлил он. – Мы определенно должны что-то сделать. Ей не становится лучше. И она падает всё ниже. Она словно больна.

– Может, мне следует сказать Дамблдору, - предложил Гарри.
– Рассказать ему о непомерных нагрузках, возложенных на нее как на старосту девочек. В любом случае, это оградит ее от присутствия Малфоя.

– Она прикончит тебя, Гарри, - ответил Рон. – Совершенно точно и с особой жестокостью.

– Это точно, - выдохнул Гарри. – Думаю, я не смогу так поступить с ней.

– Должен представиться удобный случай.

– Может быть. Я на это надеюсь…, - он оборвал себя, кивая головой.

– На что?

– На то, что причиной ее ангельского терпения меня и моих, хм, моих эмоциональных всплесков не является чувство ее вины, - Гарри сглотнул.

– Чувство вины?
– переспросил Рон, явно смущенный. – С какого ей чувствовать что-то подобное?

– Не знаю, - пробормотал Гарри. – Может она сделала что-то… или чувствует что-то?

– К Малфою?

Он пожал плечами.

– Гарри, мы уже это проходили…

– Да знаю я, знаю. Просто мысли сами лезут в голову.

Рон покачал головой.

– Тогда я с полной уверенностью могу назвать тебя душевнобольным, если ты считаешь, что она способна на такое. Мы же говорим о Гермионе.

– И это я тоже знаю.

Он и знал. Он знал, что это была их Гермиона, и, может, именно поэтому сердце ныло настолько сильно. Именно потому, что это была Гермиона. И он был настолько близок к тому, чтобы потерять её. Это ужаснуло его ещё больше.

Гермионе подвластны различные вещи. Ей – одной из немногих - присуща рассудительность. Порой она сдавалась, порой плакала, но она всегда могла собраться и сосредоточиться в нужный момент. Она всегда будет рядом с правильными суждениями и острым умом. Всегда рядом. Но сейчас она очень отдалилась от Гарри и Рона. Была такой отстраненной. Между ними тремя возникла дистанция, которую можно увидеть, почувствовать. Такая явная и очевидная, и доставляющая боль. И Гарри понимал настолько чётко, насколько была безнадёжна эта ситуация, что они должны что-то предпринять.