Ну и прекрасно.

Как будто ему не насрать.

Гермиона в изумлении посмотрела на него, угрожающе вцепившись рукой в створку двери. Дверь могла захлопнуться в любой момент. И не смотря на то, что не потребовалось бы особых усилий предотвратить это, он знал, что не станет. Потому что все еще чувствовал вину за собой. Чувствовал себя отвратительно, просто глядя на нее. Видя, что Панси и Миллисент сделали с ней, и то, что она должна все еще чувствовать.

Драко все еще хотел ее больше, чем… да что ни было. В его жизни. Эта потребность в ней.

– Я сказала им все, что им нужно было услышать, - ответила она после такой продолжительной паузы, словно за это время успела наступить ночь и смениться утром.

– А конкретней?

– Только то, что им нужно было услышать.

– Не еб* мне мозги, Грейнджер.

– Тогда не доставай меня.

Мерлин. Эти чертовы дурацкие губы. Чего бы я только не дал, чтобы увидеть их сомкнутыми. А затем, пожевывая и посасывая, раскрыть снова.

– Я думаю, у меня есть полное право знать, как думаешь? – прорычал Драко. – Человек должен знать, действительно ли он в опасности и его могут избить два лицемерных героя лишь только он завернет за угол.

– Ну, тебя защитят твои остолопы. Зачем беспокоиться об этом?

– Если ты, Грейнджер, не заметила, то в данный момент у меня нет никого, кто бы меня защищал. Когда ты в последний раз видела меня в окружении Крэбба и Гойла?

– Вчера.

– Ты знаешь о чем я.

– Ни малейшего понятия.

Так же как и он. Ничего о том, зачем послал всех своих друзей куда подальше. Но лучше он еще глубже провалится в ад, чем рассмотрит этот маленький проблеск надежды, находящийся рядом с ней.

– Скажи, что ты им сказала.

Гермиона вздохнула. И это был вздох полный разочарования. Потому что, наверное, она осознала, что – да, он должен знать. Но это значило – подчиниться его требованиям. Требованию давать ответы. А это уж точно не обычная практика между ними. Какой бы, бл*, эта обычная практика не была на деле. Когда-то.

– Если коротко? Что все это сделала Панси. Причина: она вбила себе в голову, что между нами что-то есть. А потом я сказала им, что она, естественно, ошибается. Так как ничего и не происходит. Не… точно не это. И если уж быть предельно честной…

Драко почувствовал стремительный укол чего-то. Чего-то жуткого. Но она продолжала прежде, чем он осознал, что же его так задело.

– … я почти не лгала. Потому что сейчас… Ничего не происходит.

– Ты, хоть, себя не обманывай, Грейнджер! Ты им солгала. Прямо. Не то, чтобы я жалуюсь. Но не дурачь саму себя, делая вид, что все, что ты им наплела, пронизано полуправдой. Единственная правда во всем этом – это та часть про Панси.

Ее глаза опасно сузились. Она неловко поменяла позу, сместив центр тяжести.

– Я сказала им достаточно. А в остальном – все то, что я не сказала – я только защищала их. И защищаю… - она резко оборвала себя и резко опустила взгляд на пол.

– Защищаешь себя?

– Просто уйди, Малфой.

– Или защищаешь меня?

Он не собирал сказать это вслух. Он только собирался задуматься об этом. Она резко вскинула голову и уставилась на него расширенными глазами. Губы слегка приоткрылись, но она не издала и звука.

И он смог развить эту драгоценную догадку: - Я знаю, что ты испытываешь чувство вины.

– Извини? – она вызывающе подняла подбородок, а рукой чуть сильнее вцепилась в дверную створку.

– О том, что случилось ранее, - нарочито небрежным тоном растягивая слова, произнес Драко. А затем оперся о дверной косяк. Не понятно зачем, во имя Мерлина, но оперся.
– О том, что они сделали там со мной. Твои бесценные мальчики.