Шрифт:
1992 год был годом, когда новая власть поставила перед своими идеологами, историками, политиками одну задачу: испепелить, стереть из памяти людской, разрушить все победы и все основы советской цивилизации, скомпрометировать все её деяния, оболгать всю её историю.
Именно тогда и были «найдены» документы о Катыни, которые должны были поставить точку в споре и дать основание Ельцину попросить у поляков прощения за «злодеяния ненавистного советского режима», которому он верой и правдой служил не один десяток лет.
Если крючкотворцы Горбачева до конца не довели катынское следствие, то все лавры от поставленной точки в нём решил собрать Ельцин, давший команду на форсирование дела № 159.
Польша, которой была не нужна правда, ей был необходим только нужный ей результат, давила на Кремль, ссылаясь на то, что этого требует как польская, так и мировая общественность.
И машина российского мазохизма понеслась…
14 октября 1992 года представитель Президента РФ Ельцина, Главный государственный архивист Пихоя, передал Президенту Республике Польша Леху Валенсе постановление Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 г. о решении «в особом порядке» вопроса о судьбах польских военнопленных и заключенных в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины поляков.
«Доказательства» вины СССР в расстреле польских офицеров в Катынском лесу, в виде обобщенного документа, начали в спешке готовить наши «академики». Российскую редколлегию представляли Козлов, Волков, Золотарев. Лебедева, Погоний и Чубарьян, польскую — Налеч, Вощинский, Лоек, Мадайчик, Матерский, Пшевовожник, Снежко, Тарчинский и Тухольский.
Думается, эти ученые мужи прекрасно знали, с какими «историческими материалами» они работают.
Торопили следователей военные прокуроры. Они утверждали, что материал уголовного дела неопровержимо доказывает противоправный факт умерщвления путём расстрела в апреле-мае 1940 года 14 522 польских военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД, а также 5305 поляков — заключенных из тюрем и лагерей Западной Белоруссии и Западной Украины сотрудниками НКВД по постановлению Политбюро ЦК ВКП (б).
В п.10 своего заключения, подписанного представителями ГВП, говорилось:
«В настоящее время однозначно оценивать, являются или нет научно обоснованными выводы комиссии Н.Н. Бурденко в своей судебно-медицинской части, нельзя, так как в материалах отсутствуют какие-либо документы, которые бы описывали исследовательскую часть работы судебных медиков в составе этой комиссии. Однако те данные, которые приведены в «Официальном материале…» и «Секретном докладе…», позволяют с большой долей достоверности утверждать, что у комиссии Н.Н. Бурденко не было никаких научных оснований для той точной датировки расстрела (сентябрь-декабрь 1941 года), которую комиссия дала в своих материалах».
Документ подписали эксперты ГВП Топорнин, Яковлев, Яжборовская, Парсаданова, Зоря, Беляев.
В своих исследованиях горбачевско-ельцинские «ученые и следователи» в попытках хоть как-то прикрыть свою ложь «доказательствами» утверждали, что в документах той поры слово «расстрел» заменялось якобы словом «разгрузка».
На самом же деле во внутренней переписке органов НКВД имелась в виду только разгрузка лагеря или тюрьмы от заключенных путем перевода их в более свободные лагеря или путём их освобождения.
А ведь слова — термина «расстрел» Берия и его сподвижники не стеснялись, если бы его нужно было вписать в документы.
Сфабриковав «красивые бумаги», в которых значилось, что чуть ли не 26 000 поляков приговорила к расстрелу некая «тройка», ельциноиды просчитались по недомыслию или в спешке — какая разница.
Дело в том, что ежовские «тройки» в то время уже не существовали. И факт остается фактом — ни в одном из чекистских документов о пресловутой «тройке», якобы приговорившей поляков к расстрелу, не упоминается. Она фигурирует только в крючковско-пихоявских дешевых фальшивках.
«Поскольку в архивах было полно документов, — продолжает Ю. Мухин, — ясно свидетельствующих, что весной 1940 года польские офицеры были осуждены судом Особого совещания при НКВД СССР, то осталось уничтожить ту часть документов, которая свидетельствовала о приговоре, — о том, сколько лет лишения свободы каждый из офицеров получил.
А после этого думай и гадай — к трём годам его приговорило Особое совещание или к расстрелу. Архивы «почистили» и в начале лета 1989 года туда запустили… «историков». Те, немедленно нашли документы, свидетельствующие об отправке дел на рассмотрение Особым совещанием, и по страницам польской и советской прессы понеслось победное: «Хайль Геббельс!»
Нашли и полный текст Положения об Особом совещании при НКВД, прочли и загрустили. В нём ничего не нашли про расстрел. Этому судебному органу в 1940 году не разрешалось приговаривать людей к расстрелу. Эту обязанность Государственный комитет обороны возложил на Особое совещание при НКВД только с началом войны — с ноября 1941 года.
Кстати, свою историю в России Особое совещание ведет с XIX столетия. Оно тоже было при МВД Российской империи. Этим судом, как правило, судили революционеров.