Шрифт:
– Кто же из этих женщин беременна?.. Сейчас, секунду…
Остановился. Круто обернувшись, указал на одну из женщин.
– Третий месяц. Примерно десять недель… Я прав?
Та улыбнулась и закивала, а в зале оживились, захлопали… Женщины направились к ступенькам, ведущим со сцены в зал.
– Куда же вы? Вот они, женщины – обманут, и сразу бежать! – укоризненно покачал головой Арбенин. – Зачем вы меня обманули?
В зале выжидательно притихли, а женщины с улыбками перебрасывались взглядами, не понимая, в чем их обвиняют.
– Было условие: десять женщин, одна из них беременна… Я ничего не путаю?
Все кивнули, из зала тоже послышалось несколько голосов: «Нет! Нет!»
– Как вас зовут? – обратился Арбенин к одной из женщин.
– Лиза.
– Вы с мужем давно хотели ребенка, даже у врача были… Я прав?
Лиза кивнула, и Николай обернулся к залу:
– Лиза не хотела обманывать, она просто пока не знает, что тоже беременна – очень маленький срок… Поздравляю вас!
Зал взорвался аплодисментами. Потрясенная Лиза заплакала от радости и принялась благодарить Николая так бурно, будто он каким-то образом был причастен к ее беременности…
Затем посреди сцены поставили ширму из черной плотной ткани. С одной стороны встал Арбенин, которому завязали глаза платком. С другой стороны ширмы зрители видели девочку лет десяти, сидевшую на стуле.
– За ширмой молодая, симпатичная девушка… Сидит на стуле…
Девочка встала – в зале послышались смешки.
– Нет! Не сидит… Стоит… Рядом стул, но она стоит…
Девочка, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос, снова села.
Зал развеселился еще больше.
– Или все же сидит?.. Сейчас, секунду…
Девочка вновь вскакивает, а зрители уже хохочут во весь голос. Николай тоже улыбнулся, покачал головой:
– Девушка, перестаньте надо мной издеваться!..
Ширму убрали. В зале воцарилась живая, дружелюбная атмосфера, все зрители улыбались, поглощенные представлением.
На сцене очень серьезный Арбенин печально вопросил:
– Почему все меня сегодня обманывают? Вы абсолютно здоровый человек!
– Нет! – заявила улыбчивая молодая женщина, стоявшая в паре шагов от него.
– Да!
– Нет!
В зале приглушенно хихикнули. Николай выглядел крайне озадаченным, и женщина, не выдержав, рассмеялась.
– Вы ничем не болеете и не болели уже больше года! – недоумевал Арбенин.
– Да, не болела! – подтвердила женщина. – Но все равно, у меня есть один врожденный порок!
– Вы уверены?.. А-а! Вы о том, что у вас сердце справа, а печень слева?! Это не порок, это называется зеркальное расположение органов!
Жизнерадостная женщина радостно захлопала в ладоши, и зрители бурно подхватили.
Вдруг Николай нахмурился и обернулся к зрителям:
– Так, стоп!.. Я не могу работать в такой обстановке!
Он спрыгнул со сцены и стремительно подошел к одной из женщин в первом ряду:
– Успокойтесь, не о чем волноваться! Вы выключили утюг, никакого пожара не будет! Вас ведь именно это беспокоило?
Потрясенная зрительница, всплеснув руками, закивала и повернулась к соседям, призывая изумиться вместе с ней. По залу волнами раскатился смех, многие зрители принялись бурно аплодировать.
Патаев наконец заулыбался. На мгновение встретившись взглядом с Арбениным, он показал ему поднятый вверх большой палец.
Лампочки внутри гаража Реваза не горели, но достаточно было света с улицы: на небе светила полная луна, неподалеку стояли фонари.
На капоте машины был накрыт нехитрый стол: початая бутылка водки, ломти докторской колбасы, хлеб и литровая банка с несколькими солеными огурцами.
Реваз сидел на старом табурете возле машины, Николай устроился на верстаке и чуть заплетающимся языком говорил:
– …И зачем я снова во все это влез?
– Брат говорил: из-за квартиры?
Николай поморщился как от приступа зубной боли:
– Формально – да… Но, если честно, даже обрадовался, что повод есть, – он мрачно усмехнулся: – Людям хотел помочь!
– Помог же тому пацану на коляске?
Арбенин фыркнул.
– Будет что вспомнить на смертном одре.
– Еще поможешь! – Реваз плеснул водки в стакан и протянул Николаю. – Сегодня не смог – завтра сможешь, или потом… Вся жизнь впереди!