Хотя теперь я ожидал увидеть Лукаса Дрэкмена и Фиону Кэссили, новости переключились на Детройт. Чтобы показать сгоревшие и еще дымящиеся руины, которые остались после недавно закончившегося бунта. Услышав звуки захлопывающихся дверец, я поднялся, подошел к окну и увидел «Кадиллак» дедушки, припаркованный перед домом. Тут же выключил телик.

Когда они с мамой вошли в дом и позвали меня, я откликнулся из кухни, где торопливо накрывал стол к обеду.

По дороге они заехали в супермаркет, чтобы купить свежую вырезку и другие продукты. Так что пообедали мы салатом из помидоров и огурцов, жареным мясом, тушеной фасолью и картошкой, которую дедушка нарезал тонкими ломтиками и поджарил с маслом и зеленым перцем.

За столом мы обменивались впечатлениями от событий этого дня. Бабушка ушла три с половиной месяца тому назад, к дедушке уже вернулась способность улыбаться, а иногда он даже смеялся, хотя в том, что он по-прежнему скорбит по бабушке, сомневаться не приходилось.

Я рассказал им о Малколме Померанце, о том, как долго он убеждал меня, что мое убийство в его планы не входит, пусть он и незнакомец, как мы долго играли вместе, хотя рояль и саксофон составляли странный дуэт. Я не рассказал про своего отца, увиденного в телике, поскольку знал себя достаточно хорошо и опасался, что начав говорить про него, упомяну и мисс Делвейн. Мне не хотелось причинять боль маме, пусть даже она окончательно порвала с Тилтоном, его тесное общение с мисс Делвейн задело бы ее за живое.

Позже я лежал в постели с романом Роберта Хайнлайна «Звездный зверь», который начал читать прошлым вечером. Книга оказалась такой веселой, и я часто смеялся. Но сегодня не мог выбросить из головы Тилтона-в-телике, и то, что вчера вызывало смех, сегодня могло вытянуть из меня только легкую улыбку.

Дверь приоткрылась, на пороге появилась мама.

– Эй, большой мальчик, есть минутка?

– Знаешь, я как раз собирался одеться и пройтись по барам, а потом сесть в реактивный самолет, чтобы успеть к завтраку в Париж.

– Когда вылет? – спросила она, заходя в комнату.

– Это частный самолет. Улечу, когда пожелаю.

– На это ты экономил деньги, которые я тебе давала на завтраки в школе?

– Я их еще с толком инвестировал.

Она присела на край кровати.

– Ты здесь счастлив, сладенький?

– В доме дедушки? Конечно. Тут гораздо лучше, чем в нашей квартире. И так тихо.

– И комната у тебя больше.

– И рояль в гостиной. И никаких тараканов.

– Приятно иметь вторую ванную, пусть даже только с душевой кабинкой.

Я отложил книгу.

– Но мне иногда так недостает бабушки.

– Мне будет ее недоставать до конца моих дней, сладенький. Но в этом доме она оставила много любви. Я постоянно ее чувствую.

Она взяла мою левую руку и поцеловала каждый палец. Мама всегда так делала, и я никогда не забуду ее ласки.

– Тебе понравился Малколм, правда?

– Да. Он клевый.

– Я рада, что ты так быстро нашел друга. Кстати, одна женщина пришла сегодня в кафетерий «Вулвортса» и просила передать тебе несколько слов. Она сказала, что не знала более послушного и вежливого мальчика, так что я очень тобой гордилась.

– Кто? – спросил я.

– Я никогда раньше ее не видела, но она сказала, что короткое время жила в нашем доме и несколько раз встречала тебя в вестибюле и на лестнице. Ева Адамс. Ты ее помнишь?

Если я и подозревал, что актер из меня даже лучше, чем музыкант, то доказательство получил в тот самый момент.

– Мисс Адамс, конечно. Красивая женщина с лиловыми глазами. Она жила в нашем доме прошлым летом.

– Ты никогда о ней не упоминал.

– Я встречал ее несколько раз, когда приходил или уходил, ничего больше.

– По ее словам, она – фотограф.

– Я точно не знал, но возможно.

– Она просила передать тебе, что твоя фотография по-прежнему у нее, и она – одна из ее любимых.

Я нахмурился, словно пытался вспомнить.

– Да, однажды она попросила меня остановиться на крыльце, чтобы сфотографировать. Не знаю, почему.

– Она сказала, что ты очень красивый и фотогеничный. Очевидно, у нее наметанный глаз первоклассного фотографа.

Я прикинулся, будто смущен комплиментом.

– Да, я вылитый Рок Хадсон [43] .

Я, конечно, очень огорчился. Словно попал в клетку с табличкой «ОН ЛЖЕТ СВОЕЙ МАТЕРИ» и чувствовал, что теперь, возможно, никогда не смогу из нее выбраться.

Мама поцеловала меня в лоб.

– Я не хотела отрывать тебя от книги. Знаю, как ты любишь Хайнлайна.

– Хороший писатель. Но ты ничего не прервала.

– Я люблю тебя, Иона, – с этими словами она поднялась с кровати.

– Я тоже тебя люблю.