Шрифт:
Как выяснилось, гонец сначала доставил письмо в Эдинбург, а потом, несмотря на усталость, отправился в Сетон-Хаус.
– Он еще здесь? – спросила Мария, не торопясь вскрывать печать.
– Отдыхает после долгой дороги.
– Я хочу наградить его за труды.
– Какое-то время он проведет здесь, может быть, даже переночует в доме.
– Не отпускайте его без моего уведомления.
– Хорошо, ваше Величество, – лорд Сетон поклонился и ушел.
Мария взяла письмо с тяжелой печатью. Она боялась того, что находилось внутри. Медленными движениями она разломала жесткий сургуч, достала сложенный лист и начала читать.
«Мадам,
Я была так поражена и испугана известием о чудовищном убийстве вашего мужа и моего родственника, что едва набралась духу написать вам. Однако не скрою, что больше переживаю за вас, нежели за него. Я бы не выполнила свои обязанности кузины и доброй подруги, если бы не обратилась к вам с призывом сохранить вашу честь и не медлить с возмездием для тех, кто оказал вам услугу, как утверждают многие люди. Советую вам отнестись к этому делу со всей серьезностью и показать всему миру, какой благородной королевой и преданной женщиной вы являетесь. Я пишу так резко не потому, что сомневаюсь в вас, а из любви к вам».
Мария уронила письмо на колени, где оно частично сложилось само по себе.
«Как я могу отомстить преступнику? – подумала она. – Он отомстил самому себе. А я должна скрывать это ради моего ребенка».
Королева-девственница никогда не поймет ее и не сможет разобраться в ее чувствах.
Внезапно Мария схватила письмо и скомкала строки, манившие своей обманчивой простотой. Ей хотелось последовать совету. В любой другой стране и в любой другой ситуации она бы сделала это. Но в этой стране, где как будто не существовало ничего другого, кроме сплошных тайн, убийств и заговоров… Возможно, в Англии Дарнли был нормальным человеком. Он выглядел вполне нормальным, когда приехал в Шотландию, но что-то случилось с ним после того, как он попал туда. Что это было? Если Елизавета знала его, когда он вел себя как нормальный человек, она не имела представления о том, кем он стал и что произошло на самом деле. Она не могла постигнуть размах преступления.
За спиной Марии послышались тихие шаги. Она обернулась и увидел гонца. Ну конечно, она же просила его подождать. Но как будет лучше сформулировать ответ? Она быстро спрятала скомканное письмо в надежде на то, что он не обратил на него внимание.
– Я благодарю мою добрую сестру и кузину за ее доброту и честный совет, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Она мудрая женщина и желает мне добра. Я счастлива иметь верную подругу в эти несчастные времена.
Она подняла руку и показала «кольцо Елизаветы», которое носила до сих пор.
– Я намерена сделать все, что она предлагает, и даже более того.
Гонец поклонился:
– Желает ли Ваше Величество передать Ее Величеству какое-либо особое сообщение?
– Я молюсь и надеюсь, что она останется моей сестрой и доброй подругой, – ответила Мария. – Это все.
Она вернулась в Эдинбург, к обвиняющим плакатам и мятежным настроениям. Дарнли не упокоился со смертью, но, казалось, обрел новую, более мощную жизнь, чем раньше. Горожане с нетерпением ожидали наступления темноты, когда их развлекали новыми плакатами и криками призрачного глашатая, ловко ускользавшего от попыток изловить его. Мария слышала его вопли: «Босуэлл… Босуэлл… Босуэлл убил короля!», эхом отдававшиеся на Кэнонгейт.
Вскоре был пойман и убит один из подручных Джеймса Бальфура, а сам Бальфур бежал из города.
– По слухам, его убили потому, что он слишком много знал о первом убийстве, – сообщил лорд Джеймс, только что вернувшийся из Сент-Эндрюса. – Вопрос в том, кто его убил. Бальфур? Почему вы не арестовали его?
– А почему я должна была это сделать? – спросила Мария. – На каком основании?
– По подозрению в убийстве! На плакатах написано его имя!
– Ах, эти плакаты! – презрительно отозвалась она. – Значит, мы будем вершить суд по анонимным обвинениям, которые развешивают в темноте какие-то трусы, не смеющие выступать открыто? Какой стыд! Прежде всего мы должны действовать по закону. Пора навести тут порядок и разогнать туман, где шастают убийцы.
– Эти плакаты изобрели во Франции, – сказал лорд Джеймс. – Такая же новая мода, как в одежде и музыке, – он выждал паузу. – А как быть с Босуэллом?
– В каком смысле?
Лорд Джеймс пренебрежительно хмыкнул. Он огладил бородку и заглянул ей в глаза.
– Вы знаете в каком, – он снова помедлил. – Его имя упоминается на плакатах. Глашатай кричит о нем по ночам. Есть свидетели, утверждающие, что он был там в ночь убийства со своими людьми и возил по городу бочки с порохом.
– Плакаты! Глашатай! Если они будут кричать «лорд Стюарт граф Морэй», ты тоже поверишь им?
– Мое имя невозможно упомянуть в связи с подобными делами.
– Да, ты слишком хитроумен, чтобы явно приложить руку к «подобным делам». Но ты смотришь сквозь пальцы на дела других людей, еще похуже этих. Разве это не то, на что ты согласился в замке Крейгмиллер?
– Не понимаю, о чем речь.
Мария похолодела от этих слов. Он не собирался отвечать за свои предыдущие обещания или обязательства – фактически он отрекался от них. Как теперь опровергнуть его позицию? Он был лжецом, несмотря на религиозную спесь, и опасным – более опасным, чем любой разбойник с кинжалом.