– Почему он так думает?

– Дарнли боится Мортона. Если Мортон вернется в Шотландию с вашего разрешения, это послужит ясным сигналом того, какого низкого мнения вы придерживаетесь о Дарнли; это испугает его и заставит вести себя как следует. Такого алчного человека, как… как ваш муж, можно обуздать, только напугав его.

– Вы полагаете, что до сих пор в нем преобладала алчность? Что она направляла все его действия, включая брак с королевой?

– Я этого не говорил, мадам, – он подошел еще ближе: странно было стоять в темноте и разговаривать с бестелесным голосом.

– Но вы подразумевали это! Да, вы думаете, что он женился на мне только из алчности и честолюбия! Что он не любил меня и показывал это с тех пор, как надел кольцо мне на палец, а его титулы были объявлены у Маркет-Кросс, когда он находился на брачном ложе!

– Мадам, я не могу судить о подобных вещах, – Босуэлл ощущал ее присутствие так близко, что не смел пошевелиться.

– Вы так думаете, и мне это известно!

– Если это правда, то он глупец. Но мы оба знаем, что он глупец! – Босуэлл протянул руки и обнял ее. – Иметь все это и отвергнуть! О, какой же он глупец!

Не думая о том, что он делает, Босуэлл внезапно поцеловал ее. Его губы были мягкими, как лепестки белой лилии.

Он продолжал целовать ее и одновременно чувствовал ее в своих объятиях. Он крепко прижал ее к себе и мгновенно превратился в горящую свечу, причем обуреваемую желанием, мгновенно вспыхнувшим в нем. В ней явственно ощущалась какая-то магия, непреодолимый зов крови. Он снова поцеловал ее, и их тела прижались друг к другу, словно желая слиться в одно целое.

Ее муж находился в королевских апартаментах на расстоянии одного броска камня. Его жена ожидала в покоях для гостей.

– Нет, – услышал он собственный голос. Действительно ли он произнес это? Это будет двойной изменой, не считая нападения на королевскую особу. Ей достаточно закричать и вызвать стражу.

Но она этого не сделает. Он знал об этом. Она была храброй, своевольной и не боялась своего желания. Она превосходила его в этом. Несмотря на все свои приключения, ему еще не приходилось рисковать всем. Он следовал за своими желаниями лишь в тех случаях, когда это было легко, но не слишком опасно и не предполагало никаких обязательств.

Желание охватило его и захлестнуло его мысли. Они опустились на колени в свободном месте за алтарем.

– Подоприте дверь, – сказала она. Босуэлл ожидал, что она будет протестовать и скажет что-нибудь об алтаре и священном месте. Он встал, пошарил в темноте и пододвинул к двери тяжелый стул.

– Ни света, ни звука, – прошептал он. – Никто и не подумает войти.

Она издала тихий нежный смешок, воспламенивший его уже пульсирующее тело.

– Я одна, – сказала она. – Не могу в это поверить. Я никогда не бываю одна. Эта маленькая часовня… такая старая… Шотландия когда-то находилась на краю света, и здесь иногда по-прежнему можно чувствовать это, – в ее голосе ощущалась стеснительность, и она то и дело вздыхала. – Я хочу, чтобы вы забрали меня и увезли прочь, на край земли – в те места, где вы плавали, которые вы знали, – хотя бы в Вест-Индию…

– Тише! Вы сошли с ума! – он закрыл ей рот поцелуем. Ее дрожащие губы раскрылись.

В маленькой часовне было холодно, как в гробнице. Ветер снаружи крепчал, и снежные порывы, стучавшие в окна, издавали тихие шелестящие звуки. Часовню вскоре окутает снег, который скроет их.

Он должен как-то уложить ее. Каменный пол был ледяным и неровным. Он нашарил застежку плаща, сбросил его и расстелил на полу.

– Ложитесь здесь, – прошептал он. Алтарь находился лишь в нескольких дюймах от них; он задел его плечом, когда быстро распустил шнуровку на штанах и снял их вместе с бельем. Обнаженный снизу по пояс, он не смог удержаться и снова поцеловал ее. Его губы нашли ложбинку на ее шее, затем принялись ласкать ее уши и щеки. Мария едва не плакала от страсти и ответного желания.

Он запустил руку ей под платье. Было слишком холодно для того, чтобы избавиться от большей части одежды. Он нащупал ее холодную лодыжку и провел рукой по ноге, одетой в вязаный чулок. Затем медленно спустил чулок, лаская ее. Она тихо застонала и почти обмякла у него в руках. Его рука поднялась выше, к ее сокровенным местам, но он поспешно убрал ее. Это будет единственный раз, когда они вместе, как и должно быть, поэтому нельзя спешить, чтобы все не закончилось слишком быстро.

Босуэлл приподнялся и стал продвигаться вверх по ее платью, сминая бархат и парчу. Он поцеловал пояс ее юбки и почувствовал, как ее плоть под ним отступила и снова напряглась. Он целовал ее ребра, потом набухшие под бархатным корсажем груди, оставляя на нем мокрые пятна. Даже сквозь два слоя ткани он чувствовал, как ее соски затвердели и выпрямились. Теперь все его тело напряглось, и он был так возбужден, что, казалось, вот-вот взорвется.

– Позови стражу, накажи меня, – прошептал он. – Нет, ты слишком милосердна, ты не станешь этого делать…

В ответ Мария поцеловала его, впервые коснувшись его губ языком, проследив все изгибы и выпуклости; потом она широко открыла рот и попробовала его на вкус. Она потянулась вниз и смогла снять шелковые штанишки, стянув их через сброшенные туфли, а потом снова легла на спину, а он устроился между ее ног. Два слоя одежды, ее платье и нижняя юбка, отделяли ее тело от его. Она положила руки на его мускулистые ягодицы и прижала его к себе, как будто это могло сжечь разделявшую их ткань.