На следующее утро Босуэлл проснулся рано, хотя едва ли спал по-настоящему. Это была странная ночь. Мария постоянно присутствовала в его мыслях, его сердце и даже в его теле: шрамы растянулись от усилий и теперь отзывались ноющей болью. Колени саднило от ерзания по каменному полу. Мышцы шеи сводило от напряжения, и это служило напоминанием о прошлой ночи, чтобы он не заблуждался по поводу случившегося.

Это случилось. Внезапно его охватил страх от мысли о том, что произойдет или может произойти дальше.

Его жена, лежавшая рядом с ним, заворочалась, вздохнула и повернулась на другой бок. Ее присутствие давало ему странное утешение, не только физическое, которое она всегда предлагала. Самое главное – она не знала. Если бы она узнала… это было не то же самое, что с Бесси Кроуфорд. Но что это было? Измена? Не совсем, потому что королева тоже хотела этого. А король не являлся настоящим королем, поэтому ему можно было наставить рога, не опасаясь обвинения в государственной измене, в отличие от Англии, где парламент официально признал государственной изменой супружескую неверность Генриху VIII.

Генрих VIII, двоюродный дед королевы. Похотливый старый козел с такой же блудливой сестрой. Эта кровь текла в жилах королевы, а то, что не досталось от Тюдоров, пришло от Стюартов, тоже не отличавшихся добродетельностью. Кровь королевы была такой горячей, что могла бы закипеть, если бы пролилась на камни той часовни.

К своему стыду, он возбудился при мысли о королеве. Ему претило думать о ней как о деревенской девушке, с которой легко переспать. Лучше поразмыслить о том, что это означало и к чему может привести. Только к беде. К большой беде, по сравнению с которой Джок-с-Поляны со своим двуручным мечом представлялся мелкой неприятностью.

Положение любовника королевы означало риск появления внебрачного ребенка. Бастарды короля имели освященные временем привилегии, но это не относилось к королеве.

Положение любовника королевы подразумевало риск навлечь на себя безумный гнев ее непредсказуемого мужа.

Положение любовника королевы означало вражду с влиятельными людьми, ее советниками. Они будут рассматривать его как мужской вариант Дианы де Пуатье, как угрозу своей власти и своему положению.

Положение любовника королевы могло означать ее дискредитацию перед религиозными противниками, прихожанами Нокса, которые будут оскорблены в своих лучших чувствах и, вероятно, попытаются свергнуть ее. Они уже называли ее «блудницей» по аналогии с католической церковью, «вавилонской блудницей», но это было другое. Ничто не пробуждало большего негодования у ревностных протестантов, чем плотские грехи.

Босуэлл поежился, когда вспомнил их пронзительные крики. Он видел, с какой злобной радостью жители Эдинбурга наказывали сквернословов, сплетников и неверных супругов, закидывали их гнилыми фруктами, бичевали и даже клеймили. Если они узнают, что королева-католичка лежала обнаженной на полу часовни вместе с одним из своих женатых придворных…

Ему стало нехорошо. Он так резко спрыгнул с кровати, что разбудил жену, и вытащил ночной горшок. Вид и запах того, что уже находилось внутри, только ускорили начало рвоты, и он опустошил содержимое желудка.

Джин пробормотала что-то утешительное, встала и потянулась за полотенцем, чтобы он мог вытереть лицо. Она смочила его в воде и подала ему.

– Ты ужасно выглядишь, – сказала она, изучая его покрасневшее лицо и налитые кровью глаза. – Должно быть, съел какую-то гадость.

– Да, – он встал с колен и нетвердой походкой направился к столу, где стояла бутылка вина. Все, что угодно, лишь бы избавиться от мерзкого привкуса во рту.

– Прошу тебя, поспи еще, – сказал он. – Еще слишком рано.

Он покатал во рту вино и проглотил его. Ему тоже хотелось спать. Возможно, теперь получится.

Когда он забрался обратно в постель и натянул одеяло, спасаясь от сквозняка, небольшое количество вина, плескавшееся в пустом желудке, странным образом успокоило его.

Оставалось еще одно. Быть любовником королевы – то есть быть любовником этой королевы – означало жить в раю. Она была женщиной, которой он давно мечтал обладать: страстной, очаровательной и идеально подходившей ему как физически, так и духовно. Те короткие минуты, которые они провели вместе, стали ответом на все его желания, нетронутые и не высказанные до сих пор.

Ближе к полудню, через несколько часов после второго подъема Босуэлла, к нему пришел посетитель – лорд Джеймс.

– Можно? – спросил он. – Надеюсь, я вас не побеспокою?

– Нет, что вы, – Босуэлл изобразил дружеский тон. В желудке по-прежнему ощущалась неприятная тяжесть, но он утешался тем, что выглядит неплохо, и постарался одеться как можно аккуратнее. – Я ждал, пока не придет время для боя быков в королевском парке.

– Да, у нас теперь сплошные праздники! – лорд Джеймс натянуто улыбнулся, но стиснутые зубы выдавали негодование аскета. – Можно войти? – повторил он.