— Что ж, подождем. А терпение у нас имеется.

Правда, в одном месте пробился слабенький след. Скупщик Елисей, который уже полтора года работал на Чека, рассказал о том, что к нему как-то наведался человек, который хотел продать колье с четырьмя изумрудами. По описанию оно очень походило на то, которое находилось в розыске. Но след оборвался так же неожиданно, как и появился, — на следующий день скупщика нашли с проломленным черепом в одном из глуховатых окраинных двориков.

Оставалось только ломать голову, какая именно оказия заставила его переться на окраину, славившуюся дурной репутацией.

Не исключено, что кто-то узнал о его связи с московской Чека и, заманив в безлюдное место, приговорил.

Сарычев побывал в его квартире, разграбленной до основания. Так сурово скупщиков обычно не наказывают. Их берегут, ограждают от всякого рода неприятностей. В трудные времена майданщик и деньги может ссудить, так что таким человеком следует дорожить.

Значит, убийцей был кто-то чужой, не чтивший жиганский кодекс.

Но кто?

Полчаса назад позвонил Гаврила и сообщил, что у Кирьяна действительно имеется свой человек на Лубянке. Выведать его имя так и не получилось, но зато он знает его кличку — Танцор! Кирьян дважды ссылался на него во время разговора с Егором Копыто.

Что ж, будем исходить из малого.

Сарычев вызвал Рубцова и велел привести на допрос Романа Овчинского.

— Посмотрим, что он нам расскажет, — проворчал он.

Через несколько минут Рубцов привел в комнату молодого худощавого парня.

Внутренне Сарычев приготовился выслушать очередную историю о том, что задержанный забрел на малину совершенно случайно. И самый большой его грех заключается в том, что он отведал неразбавленного самогона, отчего теперь побаливает головушка, которую и подлечить-то нечем.

Сарычев слегка улыбнулся, вспомнив, что именно его он и увидел лежащим лицом на столе.

— Как ты оказался на малине? — начал Сарычев.

— У меня это… Симпатия к Вале.

— Это одна из сестричек, что ли?

Поерзав на стуле, Овчинский кивнул:

— Да, младшая.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, парень, но у нее таких женихов, как ты… Если их выстроить, так до самого Кремля хватит!

Парень нахмурился.

— Ну если это, конечно, любовь, тогда уже ничего не попишешь. А чего же ты тогда так напился-то? Ты же башкой на столе чуть ли не в тарелке лежал, насколько я помню.

— Верно, немного перебрал, — чуть смутившись, признался Роман. — Причина была.

— И что же за причина?

— У нее там уже ухажер был… В общем, она сказала, чтобы я понятие имел. Боялась за меня, говорила, что тот без ножа не ходит. А чего мне оставалось делать? — пожал он плечами.

— И ты, обиженный на весь белый свет, запил?

— Получается, что так.

— А чего же ты к ней раньше-то не наведался? Видно, тебя долго не было, если она кавалера завела. Где же ты был?

В глазах парня вспыхнули беспокойные огоньки. Всего какой-то миг — и он вновь посмотрел прежним безмятежным взором. Настороженности можно было бы и не заметить, если бы не настольная лампа, что била в его глаза, выявляя малейшие изменения мимики.

Про нож он, скорее всего, ввернул для красного словца. Ну не тянут его собутыльники на каких-то там отъявленных злодеев! Проверка показала, что половина задержанных были карманниками, а эти ребята на тяжкие преступления не идут.

Трое из задержанных действительно отсидели немалый срок, но по легким статьям. Первый был голубятником и занимался тем, что воровал на пыльных чердаках развешанное белье. Двое других, весьма тщедушных на вид, — форточники. Занимались мелочовкой. Сбывали на рынке за бесценок краденое добро и, по большому счету, интереса не представляли.

— Мало ли где? — неожиданно занервничал Овчинский. — Всего и не упомнишь.

— А что у тебя с руками? — неожиданно спросил Сарычев. — Ты что, землекоп, что ли? Руки-то почему такие черные, ты что — землю, что ли, ими ковырял? И в ссадинах все…

Пальцы Овчинского сцепились в замок.

— Да говорю же вам, пустяковое дело! — несколько раздраженно ответил Овчинский. — Встретился с дружками, ну они и предложили выпить за встречу. А чего отказываться-то? Ну я и пошел с ними. А где выпивка, там и картишки. У меня с собой наличность неплохая была, я ее на кон поставил. А потом смотрю, один из них жульничает, туза бубнового в рукав спрятал. Я ему об этом сказал. Слово за слово, вот и сцепились. Отсюда и руки все поссаживал да исцарапал, — покрутил он ладонями. — Едва отбился!

Сарычев широко заулыбался:

— Что же это у тебя за приятели такие, царапаются, как кошки.

— Какие есть! — нашелся Роман.

— Мужики ведь не царапаются, а по роже бьют. Я не удивился бы, если бы у тебя все лицо было в синяках, а то руки поцарапаны… Что-то здесь не вяжется!

— В драке-то не уследишь, — вяло оправдывался Овчинский. — По-всякому бывает.

Игнат Сарычев невольно хмыкнул:

— Как зовут твоих приятелей?

Роман мелко рассмеялся:

— Тоже вы спросили! Кто же будет в паспорт-то заглядывать, когда водку вместе пьешь?