— Тогда почему ты за мной ходил? От безделья, что ли, шарахался?! В общем, так, — спокойным голосом продолжал Сарычев. — Даю тебе сутки, чтобы подумать. Если за это время ничего не вспомнишь, поставлю тебя к стенке. У нас здесь не богодельня. Увести!

Сарычев остался один. Хотелось закурить. Портсигар, раскрывшись, лежал на полу, и папироски, выбившись из-под резинки, торчали веером. Подняв портсигар, Сарычев вытащил папиросу. Осмотрел внимательно портсигар — как будто бы обошлось без царапин. Вещь красивая, памятная. Будет жаль, если поломается.

Закурив, Сарычев вспомнил о том, как однажды пришлось стать обладателем золотого портсигара. Вот это была вещь! Даже расставаться с ней не хотелось. Тогда он только вступал в должность начальника московской Чека и должен был внедриться в банду Кирьяна Курахина. Перед внедрением его экзаменовал сам Дзержинский и остался очень доволен результатами перевоплощения Сарычева. А ведь, по существу, тогда он ходил по краю гибели, и любая случайность могла стать для него роковой. Окажись, например, в банде кто-нибудь из питерских жиганов, и ему просто не дали бы возможности выйти из блатхаты. Накинули бы удавку на горло, да и выбросили труп куда-нибудь бы в Москву-реку. Никто бы не нашел! Вот тогда-то он и красовался шикарным золотым портсигаром, выданным ему под расписку в Чека.

Что ж, есть над чем подумать… Вряд ли Курахин отправил на устранение начальника московской Чека какого-нибудь новичка. Здесь должен был работать профессиональный убийца, за плечами которого не одна умело проведенная акция.

А молодость Сеничкина ни о чем не говорит, собственно, как и внешность. За время своей работы в уголовном розыске в Питере Игнату приходилось знавать мокрушников с ангельскими лицами, которым по возрасту надо было еще ходить в гимназию. А за их плечами были такие злодеяния, что просто стыла в жилах кровь.

Вряд ли он назвал свое подлинное имя. Ни один преступник так просто не раскалывается, предпочитая «сухариться». Значит, придется порыться в картотеке.

Архив находился этажом ниже. Первое время Игнат терялся от обилия папок с уголовными делами, всевозможных запросов и исков. Но потом сумел разобраться в этом мире и ковырялся в документах умело, словно добрую половину жизни проработал архивариусом.

Интуиция подсказывала ему, что нового клиента следовало искать в ячейке разыскиваемых и особо опасных преступников. Выдвинув громоздкий каталожный ящик, Игнат принялся перебирать документы. И совсем не удивился, когда в шестой по счету папке увидел знакомое лицо.

На этой фотографии клиент был помоложе. И что самое удивительное, он был запечатлен в форме гимназиста. На груди небольшая прямоугольная табличка, на которой читался номер, написанный крупными буквами.

И вовсе ты никакой не Сеничкин, не Болдырев Сергей, а Егор Нестерович Рябцев по кличке Копыто. Так, что мы имеем? Ага, двойное убийство. Подрабатывал репетиторством, а потом убил хозяина с хозяйкой. Сарычев полистал папку. Как это ни странно, но поначалу парень был на хорошем счету. Значит, умеет нравиться. На чем же он попался? Оставил на месте преступления свою тетрадь!

За двойное убийство Егор Рябцев был отправлен на каторгу в Сибирь. Вот только чалиться ему пришлось там недолго — грянувшая Февральская революция распахнула ворота даже перед отпетыми преступниками. Прежние преступления были списаны, и он получил возможность начать жизнь с нового листа.

За что же его потом разыскивали?

Вооруженное ограбление артельщиков, в результате которого был убит еще один человек. Налеты на банки, грабеж, еще одно убийство…

Немудрено, с таким послужным списком. Вот тебе и гимназист!

На последней странице Сарычев нашел странное сообщение одного из тайных информаторов. Тот сообщал, что Егор Копыто очень привязан к своей сестре, указывался ее адрес.

И никаких упоминаний о Кирьяне, а из этого следует, что с жиганом Курахиным Копыто сошелся только в последнее время.

Пребывание в камере наложило свой отпечаток на внешность Егора. Костюм более не выглядел шикарным, каким был всего лишь сутки назад, мятый, какой-то замасленный.

Камера — не фешенебельный отель, а потому ему пришлось спать на нарах среди бродяг, которые не отличались особой чистоплотностью. Да и физиономия у Егора теперь была не столь самоуверенной. Ссутулился малость, осунулся. Да и пахло от жигана не тонким ароматом одеколона, а обыкновенной тюрьмой, а запах тюрьмы — это не цветочное амбре.

— Неважно выглядишь… Егор, — посочувствовал Сарычев.

— Хм… Значит, все-таки раскололи. И как же узнали? — Копыто не выглядел удивленным.

— Чего же тут узнавать, если на тебя розыск объявлен, — небрежно бросил Сарычев на стол фотографию. — За тобой три убийства… Это только те, о которых нам известно. Но в действительности их наверняка больше.

Егор нервно дернул головой:

— Наговор, гражданин начальник! Украсть могу, а вот кого-то пришить — это не мое. Увольте! — поднял он руки.