Война обрела смысл. Я теперь не просто выполняю задание семнадцатой канцелярии. Я летаю ради тебя, Мария. Чтобы бомбы не сыпались на твоих товарищей. Чтобы фалангисты не ворвались в Мадрид. Чтобы ты могла гордиться своим Пабло Муэрте.

Мария погибла ночью под бомбами, когда её кавалер беззастенчиво дрых в казарме, отметив с товарищами очередную воздушную победу.

Глава одиннадцатая. Месть

Ванятка не вякал дня три. Мысли прочесть не может, но какой шторм во мне бушует, ему очевидно. Боится, что влезу в очередную задницу с отчаянья, и оба полетим в преисподнюю вверх тормашками.

Пумпур отстранил меня от полётов. Я даже не возмутился, сходил на похороны Марии. В войну много похорон. Говорят, должно всё разрывать изнутри? Нет, просто задеревенело.

Придя в себя, чисто выбрился, надраил ботинки и отправился в штаб ПВО Мадрида.

– Пётр Ионович, просьба есть.

– Ну?

– Слетать на разведку. Можно в паре или на "эр-пятом".

Комбриг посмотрел зло.

– Так, нормально воевать не собираешься. Решил личной местью заняться.

– Никак нет. Чем по одному нелюдей в небе отлавливать, провести штурмовку их базы "Чайками".

– То есть героическое самоубийство. Благородно, но - нет!

– Самоубийство, это если бы нацепил парашют и погнал на авось в одиночку. Предлагаю разведать и долбануть их по-правильному. Но вы правы. Пока не расквитаюсь по личному, трудно.

Он отказал. Затем через двое суток вызвал и протянул фотографии с того аэродрома. Я впился в них глазами.

– Наглецы, товарищ комбриг. Стоят плотно, рядами, как на выставке.

– Их пробовали щипать на СБ. Потеряли три машины. С тех пор бомбёжки и штурмовки за линией фронта не рекомендованы.

– Значит, нужно малыми силами - вчетвером или даже вдвоём.

Пумпур развернул карту, достал циркуль.

– Сто десять километров. Четверых не пущу. У нас главная задача - прикрытие Центрального фронта. Ищи добровольца-напарника и дуй, - он порылся в столе и вытащил газету с фотографиями Герники.
– Завтра Первое Мая, поздравьте товарищей фашистов, чтоб праздник запомнился.

– Спасибо, Пётр Ионович!

После пожаров в Гернике остались одни руины. Погибших хоронили сотнями, если не тысячами, сплошь гражданское население. Но сухая арифметика не в силах объяснить, почему смерть множества незнакомых людей не затмит утрату единственного.

Понятно, что вызвался Копец. Обидные клички нужно только так смывать - дерзким вылетом. Мы подвесили рядки осколочных бомб по пару кило. Мелочь, а плотно выстроенные аэропланы повредит. Повезёт - и подожжёт. Стартовали ночью, у обоих приличный опыт играть в сову, с запасом времени, так что к франкистскому аэродрому выползли с первыми проблесками рассвета, плавно снижаясь на малых оборотах движков.

По сравнению с фото практически ничего не изменилось. На И-15 никакого бомбового прицела нет, я высыпал гостинцы, проносясь над длинным строем "Хейнкелей", Ваня рядом отполировал "Фиаты". Полный газ, вверх, разошлись виражами в противоположные стороны. Копец подальше от разворошённого муравейника, наверно, меня глазами высматривает - вместе шлёпать домой веселее. Извини, есть неоконченные дела. И я спикировал на лётное поле по второму разу, нажав на гашетку.

Сразу трудно понять, где земля, стоянки заволокло дымом. Пулемётные трассы со всех сторон, только уж больно суматошно. Может, и не видят цель. Толпа народу несётся сломя голову, к машинам или в убежище, летуны или техники - не знаю. Слишком поздно засёк их, стрелять бесполезно - трассы выше голов пройдут, и так несусь в метре от грунта. Бах! Что-то задел винтом и, кажется, стойкой шасси, из-за широкого капота не разобрать. Последняя очередь хлестнула вдогонку, ручку на себя... не тут-то было. "Чатос" захлебнулся в наборе высоты. По курсу - скалы. Перемахнул, едва не шваркнув брюхом по камням, и мотор заглох окончательно.

Впереди сужается ущелье, выхода не видно, внизу кошмар. Высота небольшая, метров двести. Будь что будет! Глаза мазнули в последний раз по фотографии Марии, и моя тушка вывалилась через левый борт на крыло, оттуда - вниз.

Купол наполнился, когда до острых гранитных зубьев осталось всего ничего. Последнее, что услышал, был треск ломающихся костей...

"Марк! Марк!"

О, Ванятка проснулся. Мы в Испании или в преисподней? Судя по стиснувшей парашютной подвеске, мы не в том милом месте, где я кантовался девятнадцать веков.

"Скажи, паразит, ты нормально понимаешь испанский, коль выяснил моё имя из болтовни с Марией?"

"С пятого на десятое. Не врубился, чего тебя к евреям занесло. Кстати, не находишь, что в нашем положении оно - не самая актуальная проблема?"

Может быть. Но я горжусь собой. Вон как заговорил напарник, витиевато даже. Когда вселился в него - был сплошное полено советико, дубовое и сучковатое. Глядишь, из комсомольца человека сделаю.

Интересно, когда меня обнаружат коллеги Мёльдерса? Вроде поветлело. Смотрю на часы. Ай да крепкая голова у военлёта Бутакова, меньше десяти минут в отключке. В глубине ущелья вьётся неприятный дымок. Прости, "семёрочка", с поля боя у Мадрида тебя вытащил, здесь - увы.