– Просите, синьор Муэрто, что не смогла показать вам Мадрид таким, какой он на самом деле. Хотя... Мигель, давай к музею Прадо.

– Он тоже закрыт.

– В парк же прошли.

После того, как русского сокола с провожающей запустили в здание, подумалось, что можно хоть в казначейство проникнуть, преставившись пилотом ВВС. Испанцы добры к нам и удивительно беспечны.

Среди гулких залов журналистка пожалела, что отослала водителя. Картины опущены вниз, повёрнуты к стене, самые ценные снесены в подвал. Мы вдвоём разворачиваем их к свету. Хоть не специалист, но догадываюсь - большинство из них тянет на целое состояние.

Сначала шедевры Леонардо да Винчи, Веласкеса. Прихватить один на память? То-то Лиза обрадуется! Хотя рулон ткани на пальто её больше вдохновит. Я глянул на Марию, и о жене Бутакова вспоминать расхотелось.

В зале современной живописи первым на нас глянул с портрета незабвенный Лео Троцкий кисти Сальвадора Дали. Жив он ещё, но товарищу Бронштейну келья в перисподней отведена рядом с ленинскими покоями, и компания преданных большевиков ждёт его не меньше, чем жертвы красного террора - Ильича с реанимации.

– Вот он, настоящий вождь революции, которого Сталин коварно отстранил от власти и выгнал из страны!

Не знаешь, где обретёшь, где потеряешь. Слава Господу, нет рядом никого из сознательных военлётов, лишь Ванятка злобно засопел. Девушка-то троцкистка!

– Очень прошу вас, Мария, подобного не говорить при других посланцах СССР. Знаете же, Троцкого велено не любить.

– Конечно! Но вы - иной, я чувствую.

– Не троцкист, это точно.

Мы соскользнули с острой темы и посвятили Дали добрый час. Гениальный псих!

– А как вам нравится его дьявол?

Ничуть не менее опасная тема.

– Вы же коммунистка и, вероятно, католичка. Для христиан дьявол - зло, для марксистов к тому же несуществующее.

– В благородном демоне есть что-то поэтическое, вы не находите?

Ей Богу, ни капельки.

– Не знаю, сеньорита.

Мы вышли под мутное небо. Ни звёзд, ни бомбардировщиков.

– Могу выполнить своё обещание.

– Не обязательно, - улыбнулась Мария.
– Я наблюдала. Вы верите женской проницательности? Мне кажется, теперь знаю о вас больше чем вы сами.

– Только кажется. Главное сокрыто. И, поверьте, мне не в тягость сдержать слово.

Она снова улыбнулась. В затемнённом городе нет уличных фонарей. Но эти глаза способны блестеть и в кромешной тьме.

– Договорились. Я сама найду вас через пару дней. Аэродром Кото в той стороне, примерно час быстрой ходьбы. Спасибо за вечер.

– Вам спасибо. Адиос, сеньорита.

Должно быть, я выглядел смешно в тот вечер - широкие вельветовые штаны, куртка, шляпа и "маузер" через плечо, а на круглой морде дурацкая радостная ухмылка. Вышеописанное пугало было арестовано первым же патрулём. В дорогу до Кото мне выделили провожатого.

"Не удалось затащить в койку?"

"Ты пошлое, низменное существо, красный сокол. Гнусные мысли прибавляют твой срок в преисподней".

"Готов к лишнему годику, если смогу поржать над тобой".

У моей комсомольской шизофрении прорезается чувство юмора?

Глава десятая. Бессребреники

Ваня Копец завалил "Юнкерса" и стал объектом подколок от личного состава эскадрильи.

На следующий день после воздушного боя к нам приехала Долорес Ибаррури, она же Пассионария, предводительница местной коммунистической партии и важная шишка в коалиционном республиканском правительстве. Толкнула речугу в духе "но пасаран", поблагодарила русских лётчиков за отказ от премии в 10 000 песет за сбитый самолёт, чем вызвала дружный ропот со стороны прибывших из СССР военлётов. Конечно, они явились из идейных соображений, горя священным пламенем ненависти к фашизму, но 10 000 песет...

Искренне довольная экономией бюджета, партайгеноссе Долорес уточнила, что русские пилоты, равно как и иностранцы, должны получать ежемесячно 2500 песет жалования, независимо от количества и результативности боевых вылетов. Тут овеянный славой победителя "Юнкерса" военлёт Ваня Копец по кличке "Жуан Дьябло рохо" гордо заявил: не нуждаемся, мол, в особом отношении, хотим зарплату не выше испанских специалистов. Как не сложно догадаться, Ибаррури сочла возможным пойти навстречу славному герою и обрезать наше жалование. Точно не знаю, от пятисот до тысячи песет. Учитывая, что мы три сотни вдвоём с Марией просидели в не самом дорогом кафе...

В общем, после митинга Ваню зажали в углу и устроили внеплановое комсомольское собрание с внесением взыскания в торец. Ему популярно объяснили, что нельзя говорить от имени коллектива, заранее с ним не посоветовавшись. "Дьябло рохо" ему поменяли на "Рохлю", а фамилию "Копец" извратили матерно, но созвучно. С тех пор только в публичных речах Пассионарии Ваня-Жуан остался "Красным дьяволом".

Воспитание Рохли я пропустил, потому что в свите главной большевички мелькнули знакомые сине-чёрные глаза.