— Хорошо, я только сообщу в Рованиеми, что намерен предпринять. На этой высоте они меня не слышат.

Мне удалось пробиться к ним на высоте две тысячи пятьсот футов и описать все как можно точнее. Мне ответили, что самолет военно-воздушных сил Финляндии будет над нами в течение получаса. Не предпочту ли я покружить на месте аварии, чтобы помочь ему сориентироваться.

Я взглянул на миссис Бикман. Она резко кивнула в сторону места аварии. И я ответил Рованиеми, что спускаюсь. А прибывающий самолет может транслировать сообщения от меня к ним.

Я стал спускаться по спирали, выпуская колеса ниже поплавков для приземления. На полностью опущенных закрылках, резко форсируя мотор, чтобы выравнивать машину. Мы плюхнулись на дорогу, между рядами высоких деревьев, и утонули в облаке пыли и мелких камней в двух сотнях ярдов от «Остера».

Как раз когда мы выбирались из самолета, из кустов вышел человек. У него была вспорота одежда на правом боку, одна штанина ниже колена изорвана в клочья, он выглядел отнюдь не радужно, но передвигался достаточно легко.

— Я думаю, мой пилот сломал ногу. Рад, что вы прибыли так быстро.

— Так получилось, что мы пролетали рядом, ну и подумали, что следует помочь. Вы англичанин?

— Да. А вы?

— У нас объединенная англо-американская команда. Вы его вытащили из самолета?

— Я провожу вас.

Он шел впереди, указывая путь. Мужчина был дородный, но двигался сквозь заросли довольно легко. И на нем не было ничего сверх того, в чем он был перед аварией, — замечательная мохеровая куртка.

Пилот — долговязый парень лет двадцати пяти, лежал там, где должен был бы оказаться хвост «Остера», если бы не зацепился за макушку дерева. Парень был бледен, а слабое затрудненное дыхание внушало опасение за его жизнь.

Левая нога ниже колена представляла собой кровавое месиво. Толстяк, слава Богу, остановил кровотечение из глубокой раны с помощью пары носовых платков. Но перелом был весьма серьезный.

Больше ничем помочь мы не могли, если не считать того, что я на всякий случай наложил на сломанную ногу лубок в виде толстой ветки и вытащил парня из-под обломков самолета, пока он окончательно не ослабел от шока. Потом отстегнул нож «фарберин» от креплений на ботинке и, вручая его толстяку, сказал:

— Попытайтесь найти пару прямых жердей фута по три длиной и достаточно крепких.

— Ладно.

Тот взял нож и заковылял в сторону сосен.

Миссис Бикман взглянула на беднягу через мое плечо и спросила:

— Могу я хоть чем-нибудь помочь?

— Можете одолжить ему пальто. От шока он начнет замерзать.

Она сняла пальто, и я укрыл им парня. Он качнул головой и открыл глаза.

— С тобой все в порядке, сынок, — сказал я ему. — Просто перелом ноги. Через несколько минут я отвезу тебя на самолете.

Он прошептал:

— С ним все в порядке?

— По-моему, ни царапины. Ты выбрал для посадки лучшее место.

— Не смог дотянуть ни до реки, ни до дороги.

— Ты все сделал правильно. Как это у тебя приключился пожар?

Он закрыл глаза, передвинув голову только на миллиметр-другой.

— Даже представить себе не могу, как это получилось.

— Давление масла было в порядке?

— Чуть ниже и неустойчиво. Но в пределах. Пока не появилось пламя.

— Температура головок цилиндров?

— Чуть ниже, чем обычно. Я перед этим немного переохладил машину.

— Не беспокойся…

Но сам я был несколько обеспокоен услышанным. Пожары в двигателе в наши просвещенные времена ни с того ни с сего не возникают.

В это время вернулся толстяк, волоча жерди, и мы приступили к работе. Привязали жерди к ногам еще парой носовых платков, потом я связал обе ноги вместе привязными ремнями, которые срезал в «Остере». Затем мы просунули под него пальто миссис Бикман, оттащили парня на сотню ярдов и остановились перевести дух.

Толстяк пропыхтел:

— Между прочим, меня зовут Алекс Джад.

— А меня Билл Кэри.

Мы пожали друг другу руки, потому что мне показалось, что он этого хочет.

Толстая физиономия Джада формой напоминала персик. Все существенные ее детали сконцентрировались точно посередине. В более благоприятных обстоятельствах она выглядела бы добродушной и веселой. Светлые волосы явно начали редеть, трудно было определить его возраст, пожалуй, где-то между 23 и 29. Галстук в широкую полосу был слишком грязен, чтобы определить его изначальный цвет.