Смолинский тормознул автомобиль так резко, что Самохин чуть не ткнулся носом в стекло.

– Приехали, – заявил полковник и, достав расческу, пригладил седые волосы, расчесал нетронуто-черные, будто подкрашенные, усы.

– И что ж теперь? – понимая, что разговор окончен, торопливо поинтересовался Самохин.

– А то, что отец и сын Щукины, судя по всему, чеченцам соплеменника не отдают, какую-то свою цель преследуя. И я, кажется, даже знаю, какую…

Самохин смотрел на него напряженно, и Смолинский, вздохнув, продолжил:

– Но это, Андреич, совсем уж между нами. Думаю я, что Щукины хотят чечиков принудить одну грязную работенку проделать. Есть у нас авторитет, старый вор в законе Федя Чкаловский. Щукины с ним уже лет десять за сферы влияния воюют, но ничего сделать не могут. А чеченцы по этой части, как известно, ребята ушлые. И снайперы, и подрывники… Но и они Федю опасаются. У того бригада мощная, и в случае чего не только чеченцев, что тут обосновались, перемочит, но и семьи их…

– Неужто этот Федя такой крутой? – засомневался, скрывая свое знакомство с ним, Самохин.

– Самый крутой в области. Главное, у него связи крепкие среди тех, кого теперь называют региональной элитой. Мы уж к нему и так, и эдак подкатывали… Двух агентов потеряли. Внедрили в его структуры – у него и бензозаправки, и казино, и банковский бизнес, – и оба вскорости погибли… при обычных вроде бы обстоятельствах. Один в автомобильную катастрофу попал, другой наркоманом оказался. И умер от передозировки.

– Агент – наркоман? – засомневался Самохин.

– Ага. Лейтенант молодой, только спецшколу закончил… Самохин почесал в затылке.

– Сейчас ведь от этого никто не застрахован.

– Этот наркоманом не был. Я точно знаю, – сухо сказал Смолинский.

– Откуда такая уверенность?

– Он был моим младшим братом.

– Дела-а… – потерянно выдохнул отставной майор.

– И я, Андреич, поклялся, что Федьку этого кончу. Мне бы хоть какую зацепочку… Хоть закрутку анаши у него при обыске зашмонать… Главное, в камеру закрыть – а оттуда он у меня, тварь, не выйдет.

– Что ж не зацепишь-то?

– Осторожен, падла. Сколько раз пытались его хоть на чем-нибудь прихватить – так нет, все чисто. В крайнем случае, пехота его под суд идет. Но я не отступлюсь. Землю рыть буду, но накопаю на него компру, и тогда никакие адвокаты ему не помогут.

Смолинский говорил это, кажется, уже не для Самохина, размышлял вслух, глядя перед собой, и отставной майор сказал мягко, извиняясь:

– Ладно, Коля. Пойду. Спасибо за доверие, за разговор откровенный. Может, и я чем помочь смогу.

Смолинский рассеянно кивнул и, когда Самохин выбрался из машины, еще какое-то время сидел там, а потом, прихватив фуражку и папочку, хлопнул дверцей и, шагая размашисто, пошел к зданию УВД, не заметив козырнувшего ему при входе сержанта милиции.

Самохин постоял еще какое-то время вблизи спецстоянки машин, вспоминая то, что сказал ему Смолинский о своем брате, внедренном нелегально в преступную группировку и погибшем, и ему стало нестерпимо жалко мальчишек этих сопливых, вынужденных бороться с тем, что наворотили в стране пожилые, убеленные сединами дяди. Он дал себе слово присмотреться к Федьке, и если это с его ведома угробили брата Смолинского… Что ж, в таком случае он, Самохин, сделает все, чтобы поставить в замысловатой биографии старого приятеля-уголовника последнюю точку. Потому что даже в нынешнем, свихнувшемся на идеях абстрактного гуманизма мире, есть поступки, за которые не прощают и судят не по вымороченным поборникам «общечеловеческих ценностей» законам, а в соответствии с естественным ходом вещей, в силу которого зло должно быть наказано, причем в максимально адекватной сотворенному греху степени…

Чтобы остыть от жары полуденной, от мыслей яростных, он купил в ближайшем киоске мороженое и в тени сердито ел большими кусками.

– Да как вы можете?! А еще пожилой человек! – услышал он вдруг за спиной возмущенный голос и, обернувшись сконфуженно, обнаружил перед собой строгую дамочку с нелепой девчоночьей косичкой с вплетенной бордовой лентой.

– М-м-э… – чуть не подавился от неожиданности Самохин, чувствуя себя мальцом, застуканным воспитательницей за непотребным занятием и, пытаясь проглотить остатки мороженого, зажмурился от холодной ломоты в зубах.

– Пожилому человеку беречься нужно! – напирала незнакомка стосковавшаяся судя по всему, по возможности назидать окружающим. – Так ведь и ангину заполучить недолго! Потом осложнение на сердце… Здоровый образ жизни – залог долголетия!

Самохин торопливо утерся носовым платком и спросил, закипая:

– А зачем?

– Что? – стушевалась в свою очередь дамочка.

– Вот вам, к примеру, долголетие для чего? – перешел в атаку отставной майор, подражая назидательной интонации незнакомки. – Вы кто? Знаменитая актриса? Писательница? А может быть, поэтесса? – подчеркнуто глядя на аляпистый девчоночий бант, съязвил он.

– Я нормальный человек. Простая пенсионерка, – с достоинством поджала губы незнакомка.

– А-а… так у вас внуки! – догадался Самохин. – Шестеро внучат, и вы их воспитываете, сказки по вечерам рассказываете… Народные… Для того и жить собираетесь долго. А мне ни к чему. – А потом, еще раз осмотрев пожилую молодящуюся женщину, отрезал безжалостно: – Да и вам, наверное, тоже. Нет у вас ни детей, ни внуков. Один этот, как его… гербалайф!

Обиженная незнакомка ушла, а Самохин кипел еще, как раскаленный чайник на выключенной конфорке, возмущенно пыхтел, бормоча: