Милиционер, явно скучающий на посту и оттого разговорчивый, пояснил снисходительно:

– Может, кто-то и зовет его Колей… жена, например. А для нас он Николай Казимирович, в настоящее время исполняющий обязанности начальника РУБОП.

– А начальник-то где?

– В Чечне, в командировке… воюет. Да что это вы, гражданин, допытываетесь? – спохватился дежурный. – Может, вы представитель преступного сообщества и разнюхиваете, что да как? Щас вот задержу вас для выяснения личности…

Самохин улыбнулся добродушно:

– Да какой же я… представитель? Я отставной сотрудник правоохранительных органов. А Колю Смолинского с лейтенантов знаю, по оперативной работе…

– Ну, тогда другое дело, – неожиданно легко смягчился милиционер.– Да вон он идет, сейчас и встретитесь.

Самохин глянул в глубь двора, куда указал словоохотливый часовой, и увидел высокого худощавого полковника с щеголеватыми усиками. Тот шел к воротам, неся в руке легкую папочку для бумаг, и издалека, не признав, подозрительно уставился на посетителя.

Дежурный милиционер вскочил, козырнул неуклюже, едва не сбив с головы краповый берет.

– Ты, Коля, прямо пан Володыевский! – шагнув навстречу, поприветствовал полковника Самохин. – Красивый, высокий, усатый, еще бы тебе саблю вместо папочки в руку – хоть портрет рисуй.

Смолинский глянул неприязненно, буркнул:

– Володыевский маленький ростом был и некрасивый, – а потом напустился на дежурного: – Ты что это, Скворцов, посторонних не гоняешь? Вот он сейчас достанет ствол и бабахнет по твоей дурной башке! Никакой бдительности.

– Дык… они знакомые ваши… С лейтенантов еще, – оправдывался прапорщик.

Самохин вступился, не выдержав:

– Плохо я тебя, Коля, в свое время учил, память на лица у тебя ни к черту. Тренировать надо! Я ж майор Самохин, аль не признал? А может, зазнался, в полковниках-то?

– Самохин? – вгляделся напряженно Смолинский, потом, расплывшись в улыбке, подошел, обнял. – Андреич… Извини, помню науку твою. Не признал – время!

– Да я не в обиде, – сопел, конфузясь от избытка чувств, отставной майор. – Я ж понимаю… Столько лет…

– Дело есть? – смекнул сразу Смолинский. – Пойдем, я как раз в УВД еду, по дороге и потолкуем. – Обернувшись к часовому, наказал строго: – А ты бди! И чтоб муха не пролетела!

Полковник направился к милицейскому «форду», калившемуся на солнцепеке у ворот, и, пискнув сигнализацией, открыл дверцу, предложил:

– Садись, Андреич.

Самохин забрался в душное нутро машины, устроился рядом с полковником, севшим на место водителя, заметил, обмахиваясь капроновой шляпой.

– Часовой у тебя… странный какой-то.

– Угу, – согласился Смолинский, заводя двигатель. – Контуженый. Был в командировке, в Чечне, его там… шандарахнуло. По всем законам, списывать нужно по состоянию здоровья как негодного к службе… Да куда он пойдет? Пенсии нет, инвалидность копеечная, а у него семья, дети. На работу гражданскую не возьмут – дергается, забывает все… Вот пристроили пока дежурным на КПП, а там посмотрим…

– Да уж, достается вам, – посочувствовал Самохин. – Служба тяжелая, преступников уже на танках да на бэтээрах задерживать ездите, а куража нету…

– С куражом теперь туго, – согласился полковник, сняв с головы фуражку и швырнув ее на заднее сиденье. – Чаще так бывает. Выходим на группировку, начинаем братву пасти и, если все нормально получится, похватаем их да по клеткам рассуем – тут самое главное и начинается. Такой прессинг по всем каналам идет, что того и гляди самого рядом с ними посадят. И дело вроде сошьем как надо, и доказательства железные, а судья раз-два – и на свободу их, под подписку. И уже свидетелей, что на суде показания давать должны, нет. Тот передумал резко, тот вообще пропал без вести.

– Суд нынче гуманный, – поддакнул отставной майор. – Но не к жертвам, а к бандитам.

– Был бы гуманный – еще полбеды, он хоть и милосердно, да судит. А у нас – продажный. Мои опера таксу знают, какой судья и по сколько за отмазку преступника берет, а сделать ничего не могут. Оперативную информацию реализовать все равно не удастся. Так и работаем – по верхам. Статистика вроде даже неплохо выглядит, и судебная в том числе. За счет мелочовки, ворья да придурков-убийц ее поправляем. Ты на зоне давно был?