Стараясь не выдать своего присутствия, Степан отступил в глубину кустарника и, убедившись, что за ним не наблюдают, направился в город.

Бытует мнение, что все психиатры чем-то напоминают своих пациентов. Если не внешностью, то линией поведения. Чертанов смотрел на доктора Барсукова так, будто подозревал, что в следующую секунду тот, кривляясь, покажет ему язык или начнет бестолково дергать головой.

Однако время шло, а странностей в поведении доктора не замечалось.

Чертанов ругал себя за предвзятость к собеседнику, зная, что она проявляется в его интонации и во взгляде, но поделать с собой ничего не мог. А доктор, будто бы чувствуя подобное отношение, старался платить ему тем же. В его голосе было столько покровительственных ноток, как будто он разговаривал не с сотрудником милиции и своим давним приятелем, а с одним из тяжелобольных. Через несколько минут Чертанову стало не по себе, но он терпеливо вникал в то, что говорил Барсуков.

— Знаешь, в нашу последнюю встречу я тебе не все сказал. Пойми меня правильно, ведь существует некая врачебная этика, и я придерживаюсь ее неукоснительно.

— Я наговорил чего-то лишнего? — забеспокоился Михаил.

— Дело в другом.

— В чем же?

— Ты говорил о каком-то сержанте. Что его нужно устранить.

Чертанов напрягся.

— Во сне я, оказывается, бываю очень кровожадным. Кто бы мог подумать. Что ты на меня так смотришь? В моем поведении есть что-нибудь странное? Тебя-то что беспокоит?

— Речь не о том, — отмахнулся доктор. — Ты говорил, что он преступник и его нужно непременно обезвредить.

Чертанов нехотя кивнул:

— Возможно, так оно и было. Но что с того?

— Понимаешь, ты обмолвился, что этому сержанту пересадили сердце и теперь он как раненый зверь, который стал еще опаснее.

— Ты чего-то недоговариваешь. А что тебя удивило?

— Дело в том, что ко мне обращался пациент, которому тоже пересадили сердце. Хочу заметить — весьма неординарная личность!

Чертанов невольно вздрогнул. Он вдруг осознал, что это не могло быть случайностью, — пути охотника и зверя пересеклись в маленькой комнате врача.

— Как он выглядел?

— Плотный. Среднего роста. Волосы русые.

— Это он… Что тебе говорил этот человек?! — схватил Чертанов Барсукова за рукав.

— Только не надо так волноваться, — мягко освободился Владимир Васильевич от захвата. — На первый взгляд ничего особенного. Но, пообщавшись с ним, начинаешь понимать, что у него вырабатывается девиантное поведение.

— Что это значит?

— А вот что… Он начинает мыслить не так, как прежде. Не забывай, что у него другое сердце. А это накладывает серьезный отпечаток на психику. Человек становится более внушаем, готов к психологическому влиянию извне. Весьма дурной симптом!

— Он ничего не рассказывал о себе?

— У нас с ним были откровенные разговоры, — туманно сказал Барсуков.

— Я бы хотел знать, о чем шла речь, — твердо сказал Чертанов, положив руки на стол.

— Кхм… Кхм… Это врачебная тайна. Обычно все то, что говорят мне мои пациенты, не уходит дальше этого кабинета, — доктор сделал круговое движение рукой. — Психиатр как священник, он не имеет права разглашать симптомы болезни и все, что с ней связано.

Владимир Васильевич опять начинал раздражать, и Чертанов сдерживался из последних сил.

— Я же из милиции, — сдержанно напомнил он.

— Изволь, — неожиданно легко согласился Барсуков. — Он сказал мне, что человек, который стал его донором, участвовал в боевых операциях и был снайпером. Впоследствии он был убит, когда стал расстреливать прохожих из снайперской винтовки с высотного дома. Видно, у него произошли какие-то психические отклонения… Так бывает. Самое настораживающее, что с некоторых пор мой пациент стал ощущать в себе какие-то чужеродные симптомы. Ему вдруг тоже захотелось вооружиться винтовкой и точно так же стрелять по прохожим. Подобное поведение следовало бы назвать эффектом подражания. Я не стану загромождать тебя научными терминами, все это очень хорошо изучено и описано в соответствующей литературе. Скажу только, что сначала у человека появляется какая-то навязчивая идея. Потом она приходит все чаще. Затем закрепляется в его подсознании. А скоро и вовсе становится его сущностью. По-другому можно сказать так — она сводит его с ума. И он не успокаивается до тех пор, пока не воплотит ее в жизнь.

— Ты хочешь сказать, что твой пациент скоро возьмет снайперскую винтовку и пойдет стрелять в прохожих? — ужаснулся Чертанов.

— Хм… Ты меня не совсем правильно понял. Для этого должны быть еще какие-то внешние факторы. Так сказать, благоприятная среда. Почва. Например, каким образом он пойдет стрелять в прохожих, если никогда не держал в руках винтовку?

— Разве он ничего не говорил о своей прежней жизни?

— Вот это меня как раз и настораживает. Он сказал, что был военным.