— По-моему, надо вызывать портного или ждать, пока не принесут что-нибудь более похожее на шляпы.

Ши нахмурился:

— Послушай, Вотси, давай-ка потише, ладно? Здесь тебе придется поумерить свою прыть, если ты не хочешь, чтобы нам перерезали глотки.

Полячек выгнул бровь:

— Никак это Гарольд советует мне поумерить прыть? Да-а, женитьба здорово тебя изменила! Кстати, о птичках — ты не в курсе, какие в этом притоне правила внутреннего распорядка? Я был бы не прочь поймать Атланта на слове и малость приударить за той танцоркой. Она сложена, как...

Дверь с лязгом распахнулась, и на пороге возник какой-то тип, чья волосатая, с висячими ушами башка носила прямо-таки пугающее сходство с головой собаки ньюфаундленда.

Не успели они даже рта раскрыть, как он гавкнул: «Владыка Руджер!» — и посторонился. Через порог перешагнул безупречный паладин и кавалер собственной персоной. Ши отметил, что двигался тот удивительно легко для столь крупного детины. Он вполне мог оказаться весьма опасным противником.

— О-о, привет,— холодно поприветствовал он незваного гостя. А Полячек добавил:

— Знаете, сам-то я тут иностранец, но вы всегда входите в двери без стука?

— Владыка — он владыка и в собственных покоях,— молвил руджер, словно фамилия его была Гогенцоллерн,— Донеслось до меня, о путник, что рыцарского ты рода, и могу я без греха и помех возжелать пролить твою кровь. Поелику воин я великоопытный и доблести не занимать мне, невелика утеха была бы, не посули я тебе уравнять наши шансы, а именно: выйду без доспехов я, а ты в доспехах на сечу, когда снимут колдуны заклятье с замка!

Будь при нем та шпага, что столь замечательно помогала ему в Царстве Фей, Ши, пожалуй, и отказался бы от такого гандикапа. Но вместо этого он поклонился:

— Благодарю. Очень мило с твоей стороны. Скажи, я правильно понял, что Атлант твой дядя?

— Иначе и быть не может.— Руджер деликатно прикрыл ладонью зевок. — Хотя скорей он вроде бабки, старой няньки одноглазой, коя не допускает здесь молодецких забав, что без вос-питанья да манер обходятся. Да и это можно было бы обойти — нашелся бы только любитель боевой доблести, кто знал бы что-нибудь о наложении и снятии заклятий.

Ши заметил, что из-под маски равнодушия и скуки за ним внимательно и заинтересованно наблюдают, и начал догадываться о причинах визита здоровяка, хотя и не ожидал, что это свершится столь скоро.

— Так-так,— протянул он.— Слушай, что тут вообще происходит, а? Сэр Рид сказал, что Атланта что-то тревожит. Ждете нападения христианских рыцарей?

— Ха! Христианских рыцарей не боюсь я, пусть хоть все двенадцать паладинов скопом навалятся! — Он надул мускулы.— А вот с ифритами да чародеями не так все просто, и неуютно здесь всякому с той поры, как герцог Астольф увел у Атланта его гиппогрифа.

Ши застыл, сверля Руджера взглядом.

— А что ты там такое говорил насчет рыжеволосой девушки?

Руджер, похоже, не уловил той откровенно деланной небрежности, с которой был задан этот вопрос.

— Нет благолепия помимо Аллаха! Случилось это лишь несколько дней тому назад, когда был с нами владыка Дардинель. Тогда Атлант и еще один колдун, друг твой, втайне сговорились великое чародейство учинить, с пламенем и стонами злых духов.

Ничего такого не было, но вызвали они откуда-то издалека ту девицу — предвестницу беды, сложенную ладно, да в наряде не дамском, охотницу; и с волосами рыжими, что из всех примет беды — самая верная, а из бед, опасаюсь я, потеря гиппогрифа лишь только начало. Встречал ли ты раньше предвестницу эту несчастий?

— Это моя жена,— признался Ши.

— Аллах велик! Ужели нет в краях твоих девиц, добро предвещающих, что пришлось тебе с такой-то сойтись? Нет сомненья, в богатом приданом дело было!

Не углубляясь в обсуждение этой темы, Ши очертя голову бросился дальше:

— Что-нибудь слыхал о ней с тех пор, как она покинула замок?

— Донеслось до меня, что какой-то охотник видал, как шла она пешком по горам вместе с герцогом Астольфом — союз, от известия о коем страх, подобно ночи, опустился на сердце дядюшки моего, хоть как истолковать сие, не ведает он.

— Кто этот герцог Астольф, кстати?

— Да простит Аллах твое невежество! Один он из тех двенадцати, коих христиане (да будут они прокляты) зовут паладинами; и все ж таки доблестный он воин, лучшей утехой счел бы я возможность обменяться ударами с ним, хоть и пришел он с некоего острова далеко на севере, где студено так, что синеют лица людей, пусть даже и были бы они франками.

— Ты вот что скажи, Руджер,— встрял Полячек.— Если ты так не любишь христиан, то как же вышло, что у тебя христианское имя?